ПРОВОДЫ
Уезжает он к родным,
постаревший дядя Год.
На санях везут за ним
кованый сундук невзгод,
и досады чемоданы,
и никчемностей узлы.
Год мой! Дядя богоданный,
отчего вы нынче злы?
Право, было б хорошо,
если б утро нароняло
снегу, словно веронала,
всеглушащий порошок,
и пуховая перина
неземного аспирина
враз меня повергла в пот
и укрыла от забот.
До свиданья, дядя Год!
Вы, седой, сорокалетний,
преданный любовник сплетни,
осыпаемый снежком,
поплететесь вы пешком
с полным ярости мешком,
с заунывною сумой.
Ну а я вернусь домой,
и с ладоней не сойдет,
не растает и у печки
расставанья грустный лед…
Память ― нечто вроде речки:
то звенит сплошной дугой,
то, подобная уздечке,
станет тонкой и тугой,
или конскою ногой,
тяжко кованным копытом
вдруг ударит по забытым,
льдом затянутым местам ―
и тогда темнеет там
откровенья полынья.
Из окошка вижу я:
через речку переход
совершает дядя Год
с омерзительным обозом,
где ни отдыха, ни льгот.
До свиданья, дядя Год!
Мы живем одним навозом.
Вам же, куцый и кургузый,
может быть, я стал обузой,
но вдвоем с безумной Музой,
принимая жизнь по дозам,
мы помянем вас добром,
попивая йод да бром.
9 декабря 1940 ― 7 мая 1948