Я листьев падших, горьких не считаю,
времен торжественная нищета!
Я ― дым, тихонько вьющийся по краю
размашистого хриплого куста.
Костей не счесть на этом бранном поле,
широко протянувшемся, как вздох.
И горестно носить обломок боли ―
сучок в глазу ― на поприще эпох.
Я чувствую плечом, как ветер тронул веки
и как в дождях навзрыд проходят дни.
В тумане медленном шевелятся калеки ―
обрубки горькие, обугленные пни.
И чувства колют сразу, как поленья.
У топоров дыханье занялось.
Обиды в кучу! И без сожаленья
вся осень движется, как погребальный воз.
Я деревом, которое боролось,
вступаю в дом моих растущих дум.
Я дерево, но взят мой бедный голос
и с корнем вырван многолистый ум.
И, спотыкаяся, горит лучина.
И разве ты теперь поймешь меня,
сухая, бедная, колючая причина
великолепного огня?
25 сентября 1934