Жарко дышит степной океан.
Шорох птицы на скошенном хлебе.
Облаков ослепительный стан
Безмятежно раскинулся в небе.
Снова не было долго дождя.
Пыль рисует шоссе в отдаленьи,
Долгий день, в синеве проходя,
Треск кузнечиков слушал все время.
Телеграфный трезвон над землею
Не смолкает, недвижно певуч
И горячей лоснится водою
Желтый омут меж глиняных круч.
Над рубашкой Твоей голубою
Кудри вьются в лазури небес.
Эту книгу, что носишь с собою
Ты читаешь? ― Нет, слушаю лес.
Удивляюсь векам, не читая,
В поле, там, где теряется след,
Приникаю к траве, не считая
Невозвратного горя, ни лет.
Боль весла привыкает к ладони,
Но бросаю и счастье молчит,
Лишь курлычет вода в плоскодоньи
И оса неподвижно звенит.
Все наполнено солнечным знаньем,
Полногласием жизни и сном.
На горячей скамье, без сознанья
Ты жуешь стебелек в голубом.
Кто покой Твой не знает, тот не был
За пределом судьбы и беды.
Там Тебя окружают два неба,
Сон лазури и отблеск воды.
Без упрека, без дна, без ответа
Ослепительно в треске цикад
От земли отдаляется лето,
В желтой славе клонясь на закат.
Тщетно, словно грустя о просторе,
Ты пыталась волне подражать,
Только Ты человек, а не море ―
Потому что Ты можешь скучать.
1934