ЦЫГАНКА
Мне верить хочется ― не в первый раз живу,
не в первый раз я полюбил земное.
И то, что в памяти для нынешних чужое,
не выполоть как сорную траву.
Преображение ― следами разных стран
тончайшей пылью над живым и мертвым,
и эхо прошлого ― когда нельзя быть черствым,
как в раковине ― дальний океан.
Когда я пьян и от гитары чуд,
и в сердце захлестнувшаяся мука ―
воспоминания стремительней текут
и ускоряются ― и вот рокочет вьюга.
Вниз головой ― четыре ночи пьянка.
Хор гикает. Бренчат стаканы в пляс,
И на меня не подымает глаз
и ежится в платок моя цыганка.
У купленной нет холоднее губ.
Чем заплатить, чтоб ласковей любила?
Четыре ночи!.. Радостней могила.
Четыре ночи… Больше не могу.
На карте весь ― и не хватает банка,
а тот, направо, хмурится и пьет.
И знаю ― завтра же она к нему уйдет.
Уйдет к нему. А мне куда, цыганка?
Пей, чертова! Недалеко разлука.
Вино до капли. Вдребезги стакан.
И сразу все, как вихревой туман
и в сердце разорвавшаяся мука.
В лицо. В упор. Ну, вот и доигрались.
Коса змеей сосет у раны кровь,
еще живая шевелится бровь.
Любимая, зачем так поздно жалость?
В зрачках тусклей свечи плывущей пламя.
Рука к виску ― и чей-то крик… О, нет!
И медленно роняет пистолет
к ее лицу ― и потухает память.
Не угадать ― и я гадать не стану,
обманутый уже который раз, ―
где видел я тоску ослепших глаз
и кровью захлестнувшуюся рану.
Не потому ль, что крепче жизни память,
я, только странник и в добре и в зле,
ищу следов знакомых на земле,
и светит мне погаснувшее пламя.
Ищу у купленной некупленную ласку
и знаю, что не будет никогда.
И памяти моей мучительную сказку
тащу медлительно через года.