Еле-еле поддерживать в себе жизнь,
чередуя влюбленности с разочарованиями ―
что за скушная, как в нее ни вяжись,
нить существования.
Умирал на лбу дома шлепок льда
в мартовском скудном тепле тяжко и долго
и зима за зимой уходили в года
невозвращенным долгом.
Невозможностью объясниться
не объясняется одиночество
и курильщика скукожившаяся ресница
не возродится ― закончится.
Как же так можно: надеяться на веер возможностей
и в то же время по утрам в зеркале видеть,
что этому человеку хочется никого не потревожить,
скрыться, убраться, никого не обидеть.
Еле-еле наблюдаешь чувствительный рост
тех, у кого впереди безумно много лет,
сидя на крыльце замечаешь, как полет прост
птиц, людей и планет.
Остается спрятать себя в себе,
себя собой обернув, качнув
голову к плечу играть на трубе,
быть и глазом-то не моргнув.