Куколка, балетница, воображала, сплетница,
два притопа, три прихлопа
на асфальтовом дворе
и сквозит в весенних тучах
солнце, два тяжелых месяца
землю залучилось пучить
плечи загорелось греть.
Бело-розовые плечи
наших тучных одноклассниц
плавают в писклявой речи
кисло-масляных орясин.
И когда в субботу в парке
быстро сделавши уроки
мы на лавочках попарно
друг из друга давим соки,
мерным дымом, звездной сыпью
небо черное цветет.
Излечившись вдруг от гриппа
я гляжу на небосвод.
Мир мой, полный пустотой,
куколка локтем подвинет,
а балетница откинет
тренированной ногой.
Страшная воображала
нависает над домами ―
страшных деток нарожала
и ушла обратно к маме.
Ориана, Паламед,
трое малых из Тамбова
и приятель, от котлет
вытащивший на полслова
нас, а с неба льет и льет.
Облако никак не сдвинет
ветер, и еще невинный
я гляжу на небосвод.
Там цари и господа
рассуждают все по-своему,
так что мы от их суда
только и живем, что воем.
Куколка, балетница, воображала сплетница
на дворе кричит,
два тяжелых месяца
по утрам кричит.
два притопа, три прихлопа
на асфальтовом дворе
и сквозит в весенних тучах
солнце, два тяжелых месяца
землю залучилось пучить
плечи загорелось греть.
Бело-розовые плечи
наших тучных одноклассниц
плавают в писклявой речи
кисло-масляных орясин.
И когда в субботу в парке
быстро сделавши уроки
мы на лавочках попарно
друг из друга давим соки,
мерным дымом, звездной сыпью
небо черное цветет.
Излечившись вдруг от гриппа
я гляжу на небосвод.
Мир мой, полный пустотой,
куколка локтем подвинет,
а балетница откинет
тренированной ногой.
Страшная воображала
нависает над домами ―
страшных деток нарожала
и ушла обратно к маме.
Ориана, Паламед,
трое малых из Тамбова
и приятель, от котлет
вытащивший на полслова
нас, а с неба льет и льет.
Облако никак не сдвинет
ветер, и еще невинный
я гляжу на небосвод.
Там цари и господа
рассуждают все по-своему,
так что мы от их суда
только и живем, что воем.
Куколка, балетница, воображала сплетница
на дворе кричит,
два тяжелых месяца
по утрам кричит.
