11.
Хочется спать. Одиноко в постели сухой. Что там случилось
лет двадцать, лет сорок назад? И не вспомнить.
Что-то из области пылких страстей, из тех прянокудрых паломниц
кто-то жевал моей жизни суровую нить и ранил десны себе.
Ниц я упал. Посмотрел вправо и влево. Хотел понять, вправду ли сломлен.
Так и не понял, и все торопился и все же понять не успел.
Хочется знать, что же меня так серьезно растрогало.
Пугалом став для других, я воспринял себя, как себя, притулившегося около
самого этакого влево бегущего Ахиллеса,
то есть себя же, поскольку бегущее пугало
судорогой гордой стало на место.
Хочется жить, но вот это весьма неприлично,
если по сути, мне, правда, о, милая врач обнаружила лично
наедине: «Вам будет все хуже и хуже.
Это достаточно, впрочем, обычно».
Пусто в постели все пуще и пуще.
Ради Бога, не обвиняйте меня во влюбленности.
Я слишком давно и крепко люблю, чтобы научиться отличать одно от другого.
Влюбленность прелестна. В ней есть разряженности и плотности,
она одновременно ― и корона, и подкова.