Но я лишен/ своею волей
той женщины одной-одной.
И я смешон,/ и я не спорю,
и все мое опять со мной.
Но я принадлежу до смерти
по смерти Богу, ― а пока
ей запечатанной в конверте,
которая как пух легка.
Рука ее не размыкает
ни губ моих, ни глаз моих,
и никому не доверяет
своих платочков носовых.