Ожидаются смех, страсть и холод,
ожидаются лица неизвестные и известные,
ожидается некий как бы сколок
с того, что уже наносили весны.
Так в разговорах о близком будущем
мы остаемся беспомощны и одеты,
подозревая друг в друге чудище
и даже уповая на это,
потому что все вокруг
так скулит и сердце гложет,
потому что самый друг
весь насквозь проелся ложью
так, что не может быть благого
теплого жилья-былья.
На оболганное слово
светы тихие лия,
огонек напольной лампы
не взыграет за щелчком ―
будут только ели лапы
щедро пудрить за окном,
и богатая причинность
убежденно засвербит,
заскрежещет под овчиной
той, в которую закрыт
нос и торс, и форс твой зимний
в нежности не упасет
смех и страсть и холод. Синий ―
синий под овчиной лед.