Пусть для каждой пары слов
существует сеть приличий,
то есть некое количество
ненавьюченных ослов.
Вскидывая свой багаж
на какую-либо спину,
мы означили картину ―
это наш, а тот не наш.
А теперь посмотрим, как же
двинулись вперед ослы ―
им переставлять мослы.
Может ли быть что-то гаже?
Мы не можем управлять,
мы не можем сдвинуть морду
вправо-влево тем, кто гордо
шествует, ебена мать.
Выбор сделан там, где сделан.
И тогда, когда он сделан.
И осуществляем телом
и не нашим, грешным делом.
Мы ругаемся: ослиным
телом он осуществляем.
Пользы-то, что мы вот лаем
по бокам дороги длинной.
Выбор милый и прелестный
сделан нами, не соседом,
ну, а то, что вбок уедут
наши ослики болезные,
это что, не ясно было?
Разве с самого начала
ничего не предвещало
то, что будет так постыло
жить, осознавая, что
ты на этого навьючил
груз, который он в вонючей
жиже обернул мечтой?
А ведь было всё путем,
никакой мечты и близко ―
домик, гречка и сосиска.
Только кто же был ослом?