Сам по себе задумчивый школяр
едва ль кому-то интересен.
Мутны его улыбки словно пар,
вкус слез его довольно пресен,
и важность слов его, когда он лжет,
достаточно преувеличена,
но вот гляди, он совершил прыжок ―
тебя пронзает электричество.
Среди домов, среди порядка масс
весомых, обозначенное место
имеющих, сейчас
он праздник, стайка и невеста.
Его бровей спаленная солома,
его ресниц остатки над глазами
летели вместе с ним от дома к дому
и что хотели вытворяли с нами.
Им как землей леса овладевали,
сосредотачиваясь в наслажденьи
невиданном, в едва ли
им до того знакомом направленьи.
Сам по себе школяр не мог не знать,
что он предмет, а не источник страсти,
что на него поставлена печать
и он лишен своей законной части
в порядке мира, но он утверждал,
заведомо нечестно, что порядок
давным-давно уже себя сожрал,
а нового порядка нам не надо.
Стена дождя обрушилась на нас
восстановив былое совершенство,
всем показав, что вовсе не угас
законный праздник упорядоченных шествий.
Но что казалось странным в этом всем ―
убитый молнией школяр стал прелой массой,
почетно на погост несом,
у женщин вызывая насморк.
Как постепенно в одиночество любви
протискивается любовь другого,
с каким трудом ты в гуле головы
вдруг разбираешь сказанное слово.
И это все. И больше не сказать,
хоть разорвись. Прыжок наделал шуму,
о смерти пролита слеза,
все большее уже не умно.