Я снова равного ищу,
чтобы поспорить, чаю выпить,
осмыслить опыт и Египет
или чего-нибудь ещё.
Я снова беден на слова
и незадачлив на улыбку,
я снова приоткрыл калитку,
а улица опять мертва.
Всё можно сызнова начать
и поиски каких-то равных,
но в одиночестве есть правда,
не просто злобная печать.
Есть даль в бесплодии, и в том,
что ты проводишь по пустыне
давно осмеянные линии
есть смысл. Зачем-то ж мы живем?
Во сне мне видится приют,
лощина бесконечной мысли,
где шепотом играют гусли,
когда в полголоса поют
какие-то живые люди,
не обозначенные впредь,
чтоб их не подкосила смерть
своим бессмысленным орудьем.
И в той пейзанской старине,
незнамо как ко мне приблудшей,
я чувствую, мне много лучше,
мне лучше жить, чем не во сне.
Но это потому что сон,
а так со мною имя-отчество,
во мне гуляет одиночество
и смотрит жизнь со всех сторон.