Жар-птица
― Что за напасть такая на русских поэтов!
― А на русских художников?
Из разговора
чудовищная грозовая
собою из себя сияя
воссев на блюде
на Христовом обеде
Жар-птица кличет призывая
усопших мастеров к беседе:
славные мои художники
живые во граде
пьяницы ругатели безбожники
девок запрягатели
враги-приятели
завсегдатаи кабака
все до последнего слабака
прилетайте
отведайте облака ―
птичьего моего молока
поднимаю крылья как знамена
называю всех поименно:
Краснопевцев Дима
жил неизгладимо…
неисповедимы ―
и не стало Димы
только у Престола
нечто просияло:
сюда мое сердце
Дима Краснопевцев!
белый на белом
Вейсберг Володя ―
он снова уходит
к незримым пределам…
и возвращается ―
вновь воплощается
белый на белом
… летал в пустоту ―
будто ложку ко рту ―
не вычерпать всю пустоту!
… пусть на кумполе венок
из украинских былинок ―
нежный Петя Беленок
один в поле борщ варил
анекдоты говорил
с салом с перцем
с Сен-Жон Персом
сожрала
самого Москва
пришлым варевом жива
кто явился к мессе
голый как морковь?
Ситникову Васе
сядь не прекословь
видишь радуются все
… подмосковным летом
стариком-атлетом
в парке
мастерил байдарки
сказал: уеду ―
канул будто в воду…
в Вене и в Нью-Йорке
потрафлять заказчикам?
… одержал победу
ушел в подвал
накрылся ящиком
оброс мохом
оскалился смехом
и умер монахом
говорят остались вещи:
в рюкзаке ― святые мощи
Сидур Вадим
Сидур Вадим
давай попьем и поедим…
на той войне
разворотило челюсть ―
глаза остались
скорбные вдвойне
и после смерти
до самой смерти
ты верил аорте…
чугунные
струнные
крики твои
говорят о великой любви
огромный волосатый
сюда сюда Рухин ―
всегда в любви несытый
и пламенем объятый
борода твоя как дым
завивается колечками ―
вот и умер/ молодым
… и гласили скрижали:
УГОРЕТЬ НА ПОЖАРЕ…
или/ так решили
в «Большом доме»…
и сотрудники рядами
уходили на заданье…
два холста
сбиты в виде креста
Юло ты помнишь с голодухи
на Колыме взалкал о духе
(а начальник был в дохе)
и застывал на вдохе ―
на воздухе
рисовала твоя лапа
морщины ― складки на горе
«я ― эстонское гестапо
доходяга в лагере» ―
как в раю Юло ―
сытно и тепло?
и вы что курили
от одной сигаретки
в темноте на кушетке
глотали таблетки
«вам ― пир!» ―
сказал один вампир…
такая легкость в теле
что вместе улетели
но воротилась
как спохватилась
лишь ему ―
тоннель во тьму ―
все ярче светилось…
но еще за неделю в марте
рыжий Паустовский-сын
поэта робко попросил
посвятить ему сонет о смерти ―
подвиньтесь ребята
ну и что ― что крылаты!
не робей рыжеватый…
здесь Андрей Демыкин в маске
говорит о Босхе
с рыбой
у которой нос трубой
… в Красково там на даче
отсвечивают свечи
и утро будто вечер
а страшила Ворошилов
пьет мудила
из бездонной миски
и не требует закуски ―
он думает что это ― виски
а Пятницкий
пришел зеленым ―
отравился ацетоном
стонет Жар-птица:
дайте!
дайте ему причаститься ―
очиститься
ведь тоже ― частица
(души ― огненные перья
собираю вас теперь я)
невзгоды все преодолев
великий Кропивницкий Лев
размышлял: гармония ―
девы и Германия
Фрейд и разумение…
но (Сева! ) Кропивницкий-дед
как будто жизни знал секрет
холст чистил мастихином
притом читал стихи нам
он был Сократ
и жил в бараке ―
и русский быт
и русский мат
и русский стих…
окно во мраке…
зовет высокая труба:
вы крутолобы
придите оба!
и внук ― художник/ ликом светел ―
от жизни улетел/ и близких встретил
дома Парижа―/ корабли
вы всех по лестницам/ вели
чтоб из чердачных окон
смотрели/ жадным оком:
слишком серебристо
небо слишком близко ―
и срывается с крыш
стриж/ еще стриж…
считал Ван Гога
превыше Бога
… скитаться пить и рисовать
себя как вечного ребенка:
нос луковицей/ бороденка…
ах лукавый мужичок
Толя Толя Толенька!
Зверев любит шашлычок ―
вечные Сокольники:
шашки/ розарий
девушки с большими глазами!
светлый как из душа
Харитонов Саша ―
смирная душа
ни жалоб ни стонов ―
вознесся Харитонов…
разноцветный бисер
выси
Голоса
ох горе!
Олежка Григорьев…
кем теперь/ коробка бабочек
хранима?
… видел архангелов
и херувима
здесь и другие―/ светятся все ―
Гуров/ которого сшиб грузовик на шоссе…
и Длугий ―
ни звука ―
и тоже от рака…
о други!
― явись из бездны адской
Ковенацкий!
и ты зван ―
и Шагал и Сарьян ―
и Гаяна Каждан
― кто там возник на пороге?
― кажется Леня Пурыгин
«Господи в Нью-Йорке
такая жара!
на скамейке в парке
умер я вчера»
счет уже на десятки:
застрелил инкассатор
захлебнулся в припадке
утонул…
от инфаркта миокарда
у мольберта…
слишком ярко…
просто в Вечность заглянул
дерево
вытянулась в зарево
величава
перспектива:
ветви стали временем
время ― белым пламенем
все ярче Жар-птица ―
и тысячелица!
и тысячеуста ―
живые Уста!
ладони ―
долони
от лона
и дола ―
до неба
и Бога
и в яви
и в трансе
и в камне
и в бронзе
и масло
и Числа
и ныне
и присно
Париж, июнь 1995