В САКСОНСКОЙ ШВЕЙЦАРИИ
С фрейлен Нелли и мистером Гарри
Мы покинули мутный Берлин.
Весь окутанный облаком гари,
Поезд мчался средь тусклых равнин.
Очертели нам плоские дали…
Но вдоль Эльбы за Дрезденом вдруг
Лента скал средь туманной вуали
Потянулась гирляндой на юг.
Мы приехали в тихую Шмильку,
Деревушку средь складок двух гор.
Женский труп, вдвинув плечиком шпильку,
Нам принес бутербродов бугор.
Мы сидели в отеле «Zur Muhle»,
Пел ручей на семьсот голосов,
Печь сверкала, как солнце в июле,
Домовой куковал из часов.
Ночью было мучительно трудно:
Под перину прокрался мороз!
В щель балкона тоскливо и нудно
Рявкал ветер, как пьяный матрос…
Коченели бездомные пятки,
Примерзали к подушкам виски,
На рубашке застыли все складки,
И живот замирал от тоски.
Утром в стекла ударило солнце.
Мутно-желтый и заспанный диск
Был скорее похож на японца,
Но в восторге мы подняли писк.
Скалы к окнам сбегались зигзагом,
Расползался клочками туман.
Под балконом за мшистым оврагом
Помахал нам платком старикан.
Если вы не взбирались на скалы, ―
Как вам каменный бунт описать?..
Вниз сбегают зубцами провалы,
К небу тянется хвойная рать…
Шаг за шагом, цепляясь за корни,
Ноги вихрем вздымают труху.
Только елка трясется на дерне,
Только эхо грохочет вверху…
Ах, как сладко дышать на вершине!
За холмами сквозят города,
Даль уходит в провал бледно-синий,
Над грядою взбегает гряда.
В глубине ― хвост извилистой Эльбы
И козлов одичалых гурьба…
Эх, пальнуть всем втроем в эту цель бы, ―
Да из палок какая ж стрельба!
День за днем ― пролетели орлицей,
Укатило за лес Рождество…
У плененных берлинской столицей
Так случайно с природой родство…
Женский труп, украшенье «Zur Muhle»,
Подал нам сногсшибательный счет:
Затаивши дыханье, взглянули
И раскрыли беспомощно рот.
На пароме мы плыли в тумане.
Цвел огнями вокзальный фасад,
Пар над Эльбой клубился, как в бане,
Блок, визжа, разбудил всех наяд.
Мутный месяц моргал из-за ели…
Хорошо ему, черту, моргать!
Ни за стол, ни за стены в отеле
Ведь нельзя с него шкуру содрать…
Влезли в поезд ― в туристскую кашу,
Дым сигарный вцепился в зрачки.
Подпирая чужую мамашу,
В коридоре считал я толчки.
Чемоданы барахтались в сетке.
Вспыхнул сизый, чахоточный газ.
За окошком фабричные клетки
Заструились мильонами глаз…
1922, Рождество