Еще тогда она меня звала.
Я нехотя вставала по утрам,
когда скучнее утреннего чая
казался дом, и школьные чернила
бледнели в окнах, вспоминая вдруг,
что на три дня занятья отменили
из-за больших морозов: чудеса!
Я подошла к буфету: перебрать
смешные безделушки, а на деле
тайком от няни вынуть шоколад
из маминой коробки. Темный, длинный,
мне слаще сласти был испуг мой. Вдруг
я бросила коробку, позабыв
о том, что обнаружится пропажа.
И свет играл в неубранной постели.
И комната пестрела на глазах.
Я думала: у бабушки, в июле,
так надо мною ветку пригибали,
набитую орехами. И каждый
орешек был желаннее других,
но тот, что рядом, ― тот еще желанней…
Пока не крикнули: Да ну тебя!
и ветвь освобожденная взлетела.
Еще тогда я видела ее.
Она могла мне быть сестрою старшей,
но слаще и опасней. С первых слов
я поняла, что больше мне не жить
среди моих ровесников, что больше
удачи в жизни мне не увидать.
И кровь моя смешалась в горе сладком
и сердце залила, и потому
я двигалась неловко и лениво.
И как теперь, она меня звала.