Ни ангела, звучащего, как щель,
ни галилейскую свирель
ученика/ и ни святого, в мире
пожившего, как струны на псалтири
под опытной рукой Твоих ужасных встреч,
я не могу от музыки отвлечь.
Она живет огромными кругами,
как тысяча колец с бессмертными камнями,
как восхищенье вещества ―
и сердца нищего касается едва.
Но, падая и складками кивая,
как занавесь тяжелая, живая,
мне обещает думающий дух:
там все звучат, но Ты остался ― слух.