ВЬЮГА
В. Лапину
За Крестопоклонной, как дело пойдет
к тому, чтобы все повернуло обратно,
и желчь, начиная казаться как мед,
кончает. И горше стократно. / И пятна
темнеют у самых церковных ворот,
и дальше, и дальше… Уходит народ
от скорбной вечерни. Но так же невнятно
вся ночь захолустья обратно бредет ―
волною морскою всю ночь напролет.
И это недаром: как в теплой золе,
там, видно, тепло. Там, от вьюги неровный,
желтеет последний огонь на земле.
Там сторож сидит с побирушкой церковной ―
как в теплой золе, как в утробе укромной.
А ветер, а ветки, а снег на стекле
и сами как будто не дома во мгле
и просят прохожих в тоске беспокровной
идти и идти, как к звезде баснословной
и словно к костру на холодной земле.
К полуночи сторож постель разберет,
и нищенка ляжет. При свете нерезком
появится что-то ― и тут же пройдет.
Как будто по городу, полному блеском,
какая-то тень. Опечаленным треском
откликнется печь. Но и это пройдет.
И это пройдет, и веками идет,
и плачет, и плачет в отчаянье детском,
как будто на озере Геннисаретском ―
волною морскою всю ночь напролет.