ГЛАВА 1
… На миг покрыл трамвайный звон
Шум улиц. Но под синей сеткой
Рысак отмашет вымах свой,
Свой цокот музыкально-редкий.
Навстречу просмердит обоз
Ассенизационных бочек,
Но вновь дыханье вешних почек
Из парка ветерок донес…
Эскиз к описанию города
1
Цветные дымы в пятый час.
Из дыма, сурика и загара
Возникла сусальная церковь заката,
Каплями колоколов сочась;
Но декоративная кутерьма
Восходит к ликам Николы, Корнея,
Все голубее, серее, чернее
В ладанный оседая дурман.
2
На феерию, точно в гости к боженьке,
Зрительный зал автобуса полз;
Огромыхнул сифонные бочки
Ассенизационный обоз;
И знаменитый нищий с широкой славой,
Какой позавидует лучший поэт,
Культяпкой ловил толпу на обед:
«Братишечки! Доктор! Архитектор! Бакалавр!»
3
Чертики, пищащие «уйди-уйди-у»,
Пузырились, высунув красные жала;
Цветными огнями их отражала
Асфальтированная земля.
Но по-над тучей башня Кремля,
Шахматную повторяя ладью,
С галкой, устало прикрывшей веко,
Являла пейзаж X [десятого] века.
4
Татарской Казанью удельная Москва
Пряталась по тупикам и проулкам,
Косила бульваром, где с топотом гулким
Под бубен пляшут медвежьи пыжи,
Куда приходят тоску тосковать
Крахмальные няни в яловом теле,
А ночью – пикассовские апаши,
Набросанные синею пастелью.
5
И кое-где безымянные тезки
В асфальтовых чанах с лицом упыря,
И модный нарцисс, чахоточно-яркий.
Насвистывающий арию «Тоски»,
И с конницы Триумфальной арки
Черные радиорупора,
Где делегатка Узбекистана
Цокала и гортанно свистала.
6
Мелькнет особняк. Булыжный лев
Пухло улегся в уездной дреме.
Но, белым гербом коронуя ворота,
Он просыпается у поворота
На консульском флаге. И, сон одолев,
Электрическим росчерком сыплется в громе
Льющихся проволок и колоннад
Площади, матовой, как луна.
7
И снова автобус. В раму стекла
Пейзажем входила парадная улица
Скверами, львами, баранками тульца ―
И тут же накрестом в небо текла,
Призрачно отраженная сбоку
Призмою задних и боковых стекол.
И плавно крени́ла крыло, как биплан,
Улица, снятая план на план.
8
«Пожа-пожа!» И мотающий редькой
Чахлый сивка на нудных рысях,
И фиолетовый русский рысак,
Вином разлитый на мокром асфальте,
Выплясывающий в пальто на вате
Свой цокот и звон, музыкально-редкий, ―
Обе стихии, уныло и гордо,
Кружили колеса огромного города,
9
Где население Латвий и Литв,
Где целый Ивангород Ивановых,
Где целая Винница пьяниц одних,
Где пьяные ночи, где ночи как дни,
Как III [третий] акт площадных постановок,
В котором квадрига Большого театра
Стремит Аполлона вихрем битв
На соты приземистого радиатора…
10
Кафе «Бастилия». Кафе «Чашка чаю».
А выше, над крышей, в прутьях лесов
Золото с черным ― огромный тигр
Вращает огненное колесо,
В котором звери Уссурья и Щигр,
Тушью ложась на экранный простор,
Мультипликациями величают
Торговую фирму – ПУШТОРГ:
Барс
Барсук
Белка
Бурундук
Волк
Горностай
Зайчина (русак)
Песец
Колонок
Хорек
Корсак
Медведь
Росомаха
Рысь
Куница
Соболь
Сурок
Ласка
Лисица (якутская
иркутская
печорская
орская
русская
горная
бурятская
вятская
черная
бурая
черно-бурая).
11
«Общество акционеров ПУШТОРГ
Скупает, вывозит, красит и белит
Пушнину, мех, щетинный дерг,
Овчину-голяк и овчину дубную.
Имеет бобровый питомник (Дубино),
Завод: отбелки и краски (Белгород),
Щипки муфлона (Бий-Урюк),
Марка ― тигр, вращающий круг».
12
Прекрасное зданье. Жирное лето
В черных широтах его стекла
Дремлет, точно иконный оклад,
Где каждый главбух ― сама богоматерь
Но даже и образ не без математик:
Миллиметр вбок ― и вот по стеклу
Будто разлив золотого омлета
Или сентябрьский парк в Сен-Клу.
13
Среди мезонинов Шуи, Тетюшей ―
Американский массив этажей,
Чопорнейший и тонный,
В воде стекла и дыме бетона,
В иллюминаторах, блещущих сизым,
Сидя на тонких колоннах-атлантах,
Плыл по тучам, как трансатлантик,
С маршрутом на социализ[ы]м.
14
На социализ[ы]м! Юнейший из Торгов,
Слушая севера волчий зов,
В метелице чаек, как кинематограф,
Седой… Однако уж пять часов:
Надо спешить – мы запоздали.
Итак, мы входим в знакомое зданье,
В камень, шлифованный точно топаз, ―
И я разворачиваю типаж.
15
Впрочем, «топаз» был нужен для рифмы,
Теперь же мне требуется «аметист».
Итак начнем: Казаров Коринфий,
Внешне ― конторщик, внутри ― шахматист.
Плывя по теченью рабочего дня,
Он ходит по комнате «ходом коня»
И, говоря о сибирской ласке,
Всенепременно обмолвится: «Ласкер».
16
Вторым Поповский. Ему ― счета
Гербовых сборов. Работа пустая.
Однако Поповский другим не чета ―
Он филателист, и даже сюда
Пришли в зазубринах желтый Судан,
Чайные буквы на водах Китая,
Проштемпелеванные цари
И Франция с жестом фригийской зари.
17
Ардатов? Извольте: в два зуба дыра.
Боксер кружка «Москожи»,
Он даже накалывает ордера
Ударами датской кожи.
А Блох? Он в реестрах жесток и колюч,
Выписывает «[э]ф» ― как скрипичный ключ,
Да имя супруги – До́рэ
Он произносит как [до ре]
18
А рядом конторка и абажур.
Впрочем, простите: сейчас разбужу…
Ну, вот и готово. Как будто бы проза?
О нет: В[э]. Зайцев тончайший поэт,
И им с интимным лиризмом воспет
Весь инвентарь парнасских традиций.
Он неоклассик. Прошу убедиться:
Стихотворение// РОЗА
В саду, в саду/ Одна, одна
Я на заре гуляла
И розу, розу/ Молоду
Перстами тихо/ Рвала.
И думала/ Уж я, уж я:
«О роза дорогая,
Как радуюся/ Я всегда,
В саду тебя/ Сбирая.
Потом, увы! / Ты в хрустале
Расцветши отцветешь,
Пребудешь долго/ На столе
И, о! / Умрешь».
В. Зайцев
Мыза «Ель»
24 (среда) апрель.
19
Эта изящная коллекция клерков
Терпела Пушторг от десяти до четырех,
После чего появлялась церковь,
У иных уборная маленькой актрисы,
У третьих «Вечерка». Сутулые крысы,
Живущие без путей и дорог,
Изредка грызлись над лишней коркой?
Но были терпимой прислугой Пушторга.
20
А дальше каста играющих соло,
Дающих оттенки типажным моделям.
Таков, например, Северьян Полуяров,
Зав Экспортным Отделом.
(Не смешивать с братом, который директор,
И о ком ниже. ) Скупой, невеселый,
Носил бородою три корня из яров,
А нос цветной, как спект[о]р.
21
Серо-седой, но с чалой бусинкой,
Будто насадка. На лысине кок,
Зачесанный по принципу внутреннего займа;
Сюртук старомодный, как ряса инока,
Также с бусинкой. А из-за фалды
Красный платок с вышивкой «Ялта»,
Подрагивая подагре в подскок,
Висел, точно ухо зайца.
22
За сим, вызывая любовную боль,
Жестокая, как чрезвычайка,
Жила Ундервудка по имени Чайка.
Собственно говоря ― Олечку Петровну
Звали окружающие «Оль-Оль».
Жующая резинку, как общее правило,
Она много стучала, еще больше правила,
Впрочем, у нее выходная роль.
23
Гораздо полезней запомнить студента:
Саввича Павла(!),
У которого пробор деревенски ровный
И росчерк нарядный, как Брента.
Причем иногда ― какой пассаж! ―
Над Брентой, текущей по важной петиции,
Он ставил точку, подобную птице,
И получался пейзаж.
24
Но тот, от которого зависели отпуск
И п[ы]р. и которому докладывали об…
Тот ― это «Он», это «Т[ы]сс», это «Подпись»,
Величественная, как Обь.
Каков он? Седой, лысый, рыжий?
Он ― председатель правленья. Судьба.
Он изъяснялся кнопкой, как призрак,
Веял холодом морга.
25
Не то заместитель директора Пушторга,
Если только положиться на такой признак,
Как важно выпяченная губа
И розы на жилете из Парижа.
Этот реален, как 25 [двадцать пять],
И полон чувства меры и веса:
Столкни его в воду какой-нибудь повеса ―
Он поправит галстук и вынырнет опять.
26
В стеклянном аквариуме кабинета
В рыбьих очках он сидит, как спрут.
Но когда величественный Труп
Зажжет условные лампочки ―
Он вскакивает, выпуча в штамп очки,
И, предупредительно полумокрый,
Думая: «Только бы не то»,
Семенит на цветной окрик.
27
Но в мирное время Лев Семеныч Кроль,
Несмотря на партийность, настоящий король,
Недаром над ним повесили
С библейским профилем льва,
Недаром в гриве его голова,
Недаром против ярости он принимает капли.
В роли зама ― Чарли Чаплин,
Впервые выступающий в поэзии.
28
Прежде всего рассмотрим анкету:
Фамилия, имя: Л. С. [элэс] Кроль,
Лет: 40 [сорок].
Специальность: нету.
Служба: год работы в ЧК [чека],
Затем комиссар бригады N [эн] ― Ноль,
Званье: мещанин города Аткарска.
Происхождение: пролетарское
(Сын неимущего часовщика).
29
Грамотность: два класса городского уч.
Партийность: коммунист 18[восемнадца] — го года.
(К этому прибавить датского дога,
Недорезанного бога, неразрезанного Маркса,
Профессии: от мальчика кино «Луч»
До вояжера фирмы Дрейфус.
При этом все помыслы ― выйти с маркой,
Только бы шанс, только б не сдрейфить.)
30
Бунт его поднял, хлестнув по ногам.
Белый негр императорского ига,
С какою яростью в битву прыгал,
Как упоительно бил наган.
Это была отвага страха,
Клерка забитого гневный восторг, ―
С коня звезду на лезвии встряхивать,
С маху окатывать ею простор.
31
Но бой отдымил. И мой Лев Семеныч
Уже навострил легавую гоночь
В ЦК [цэка], МК [эмка] за рукой и порукой;
И, точно беременная свой живот,
Тыча всюду раненую руку,
Он ею дышит, ею живет,
Каркая, точно ученый дятел:
«Братва! Архитектор! Зав! Председатель!»
32
И вот, восседая, радужный Кроль,
Моргая ноздрей и дрожа икрой,
На штатскую должность глядит как на отдых,
Точно на урочище удельного князька.
Пара пустяков, что его грамотность низка:
Боевой дух и железный подбородок ―
Вот что расценивает во сто крат
Кроль, пролетарский аристократ.
33
Он не мечтал о грядущей анархии,
О нищих, которых увидит в бархате,
О ликвидации классов. К чему?
Он ожидал для себя в революции
За кровь в бою ― императорские блюдца.
Было бы хорошо ему.
Ему. Понимаете? Кролю. Лично.
Серебряных ложек! Чтоб было прилично.
34
Нет, надо видеть его палец и звонок,
Щегольство словечками вроде «sic» и «ergo»,
Всю физиономию белого негра,
Собранную под медальный лик;
Наконец, на кончике носа блик,
Сосредоточивший всю его ответственную гордость,
Наконец, усиленный стук ног:
Твердость, твердость, твердость.
35
Надо ж было ж видеть, как с белого ковра ж
Вершил, точно Ричард III [третий] в театре;
Как все население повергал в раж
Его героический кхашель;
Как, сидя меж двух телефонных башен,
Он цмокает из зуба, где зеленеет камень,
И, сунув зубочистку в щель между клыками,
Оставляет ее там часа на три.
36
С каким авторитетом, подмахнув акты
На куплю шкур, пятнистых как тиф,
Он скажет, Полуярова опередив;
«Почем стоит эта гигиена?»
И, крайне удивленный, что это не гиена,
А, с позволения сказать, ― леопард,
Иронически усмехнется a part,
Уверенный, что ошиблись факты.
37
Так в кабинете, где на стене атлас,
Кроль восседает, власы хорохоря,
Под голубой теорией моря,
Опущенный на серебристый атлас
Стиля французских декораций того,
Как его… Люэса Пятнадцатого,
А ноги его принимал как дар-с
Услужливо распятый снежный барс.
38
Его лишний секретарь, Гуров,
Чрезвычайно галантная фигура,
Неизменно в шахматном шарфе
Из красного и серого.
Он очень любил консервы,
Умел подражать арфе
И не слыхивал выстрела, кроме
Хлопанья пробки в броме.
39
С ордерами на аккредитив
Направляющийся в Главбухию
Оплывал его жирный голос:
«У дзядзи и у тсетси тсиф»,
И, слоняясь то тут, то там,
Для многих приятный (он холост),
Какой-нибудь барышне бухал:
«Гигиппотам или гиппототам?»
40
Он г’ваил: «Ассьте…»
Но Картышев поворил: «Зыдыравствуйте»,
Но Картышев штормы выстрадал:
В нем три слепых выстрела.
Правофланговый в роте,
Бывший нарком Ойротии,
Он брошен в помы директора
Прямо из треста «Электра».
41
Голос, подобный лаю,
Наган, приросший подобно хрящу,
У семнадцатом hо́де ― «Расстреляю»,
В двадцать третьем году: «Сокращу».
И когда свирепеет его дикий ндрав ―
Люто хвосты задрав,
Взъерошатся друг против друга в хищь
Рыжие коты его усищ.
42
Последний Н. Н. [энэн] Маслов,
Зав Пушным Отделом,
Лисичка Бирской волости
Уфимского уезда.
Отец родной всех прасолов,
Всех ундервудных девок ―
Распутинские волосы,
Эс-эристое тесто.
43
Сегодня все они до измора
У черного бюста Томаса Моора
Без различия номеров лба
Почему-то сидели на бутерброде,
Хоть нотная тень телеграфного столба
Уже перешла за балкончик напротив,
Что означало осенней тьмой
Четыре часа и фюить домой!
44
Сегодня самая последняя конторка
Была приглашена Полуяровым-директором
На совещание, так сказать, в некотором
Роде, ну, что ли… интимное.
И вот появился директор Пушторга.
С руки свисала глубокая, зимняя
Волчья шкура. Притихший зал
Глядел удивленно. Директор сказал:
45
«Товарищи! Перекупщик Ефрем
Продал нам партию этого волка.
Ему заплатили, не думая долго,
Восемь рублей за штуку. Меж тем,
Если бы зверя такого забоя
Мы закупили у зверобоя,
Он стоил бы maximum трешку. Итак,
Мы потеряли на шкуре пятак.
46
Экспортный отдел, не думая долго,
Продал партию этого волка
В Чехию за двенадцать. Но чех
Подверг ее лондонской сортировке,
Взявши с Лондона по котировке
Ровно в пятнадцать рубликов чек.
Значит, запишем в убыток Пушторгу
Пять плюс три ― итого: восьмерку.
47
Так торговала наша Россия.
Так торгуем мы с вами сейчас.
Но этого мало. Ефрем и другие,
Что ловкой сноровкой столь радуют нас,
В своем уваженьи Пушторг заверя,
К нему применили повадку отцов:
Сдачу пушнины в обход… образцов.
Возьмите хотя бы этого зверя.
48-49
Кто в зоографии знает толк,
Пусть мне ответит: что это?
Саввич
Волк.
Маслов
И не простой, а дальневосточный.
Картышев
Правильно.
Кроль
Совершенно точно.
Маслов
Таежная масть.
Саввич
А загривок?
Картышев
Ну да.
Тайга (во имя отца и сына!).
Крестится. Смех.
Полуяров
Прошу извинения, господа,
Но вы ошибаетесь: это псина!
Ефрем ей по-волчьи вытянул пасть,
Прорезал в глазницах раскосые щелки
И написал на партии: «ВОЛКИ».
Действительно: гривка, таежная масть,
Но дело в том, что по воле Зевеса
Хвосты у псов не имеют «навеса».
Исследуйте шкуру! Ефремья рука
Отдала собаку за бирюка.
Смех.
50-51
Не правда ли, очень веселая сценка?
Я вынужден был написать о ней
В Прагу и Лондон. Через несколько дней
Там состоится переоценка.
Мы потеряем на каждом псе
Девять десятых, если не все.
Маслов
Вопрос: а сами-то англичане
Брак-то заметили?
Полуяров
Нет.
Молчание.
Полуяров С.
Однако же, как бы сказать… этим актом
Ты ведь нанес государству ущерб.
Полуяров О.
Да. Нанес. Но подобным фактам
Хода не будет. Советский герб
Должен сиять, как сияет солнце.
К дьяволу грязные барыши!
Мы ведем торг. Нам нужны червонцы.
Но мы ни на йоту не торгаши».
52
Пашка весь рассиялся в улыбке.
Картышев крякнул: «Здорово! Честь!»
Гуров ― и внешне и внутренне гибкий ―
Лишь норовил поудобнее сесть.
Ольга послала записочку Кролю:
«Съест он, пожалуй, и брата и Колю».
Кроль откровенней ответить не мог:
«Дело ясное: демагог!»
53
Полуяров
«Итак, для чего я просил вас собраться?
Если в дальнейшем, товарищи-братцы,
Любой отдел попадет впросак
И прозевает нечистое дело ―
Все убытки так или сяк
Падут на сотрудников этого отдела».
Кроль обомлел. Олечка тоже:
На демагогию непохоже.
54
Больше того: похоже на то,
Что этот зырянин вовсе не шутит,
И ежели что таким начато,
То он их, несчастных, веревочкой скрутит.
Придется, пожалуй, теперь навсегда
Махнуть рукой на беспечную долю…
И Олечка вновь написала Кролю:
«Лучше бы уж демагогия, да?»
II 1927
Черемушки (Моск. губ.)