В ЯПОНСКОМ ТЕАТРЕ
Снимая ботинки, входим в чулках,
Садимся, поджавши ноги:
Люди в мешках плывут в челноках,
Над ними месяц двурогий.
Потом на берег вышли мешки,
А нам объяснили заране,
Что все носатые это дворяне.
Все курносые ― мужики.
Ладно. Но вдруг перед публикой Нос
Двинул Курпатика в шею!
Все засмеялись. Я это снес,
Но уже тихо зверею.
Однако фабула мчится вперед:
От ужаса замирая,
Стоит на коленях курносый народ
Под палкою самурая.
Нашим умом до того не дойти б,
Но здесь как-то так выходит,
Что этот «носач» ― положительный тип,
А те ― безликие вроде…
Смотрю вокруг. Обернулся назад.
Никто ничего. Словно так и надо.
Да как возразишь тут, если носат
Сам микадо?
Меж тем крестьяне бегут по кустам,
Дворяне их сбрасывают по откосам.
Тьфу! / Пойду в порт. / Курносые там.
А зрители пусть остаются с носом.
Хакодате, 1932