Чем дальше в лес, тем больше не до смеха.
Сухой сучок чихнет под сапогом ―
направо и налево брызнет эхо
и меж стволов припустится бегом.
Слежавшаяся в нос ударит пряность ―
листва, гнилушки, хвоя, мох, грибы, ―
отпрянешь… Не успел еще воспрянуть, ―
от подбородка, поперек губы,
вдоль по щеке, раздваивая зренье,
прилипчиво струится до виска
и силится испортить настроенье
осеннее коварство паучка.
Ах, страсти вы, мордасти! Не пора ли
позавтракать? Садишься на пенек.
По главной муравьиной магистрали,
у двух твоих несоразмерных ног, ―
большое, в обе стороны движенье:
с травинками, с хвоинками снуют…
И вдруг ― война, безмолвное сраженье,
сцепившись, богу душу отдают.
Вынь из кармана хлеб; пусть будет черствым,
пусть даже непосоленным почти ―
блаженствуй! Всухомятку если ― черт с ним!
Ломай зубами, корочкой хрусти.
Что для тебя лишь миг неуловимый,
для маленького мира ― целый век.
Наполовину зряч, наполовину
слеп, как бывает только человек, ―
не убивайся попусту. До срока
как хочешь, так и дышишь ― ты в лесу.
Тут самое обидное ― сорока,
а злое ― паутинка на носу.