За окном темнеет, скоро девять.
Ни о чем не помнится, ей-ей!
Как ей жить, бедняжке, что ей делать,
вдовствующей нежности моей?
Вдовствующей…
Слово-то какое!
Черный бархат, бледная рука…
Сядет у камина и щекою
к пламени подластится слегка.
Скоротать вдвоем бы этот вечер,
погрустить, поплакать… Только вдруг,
раз уж я тебя очеловечил,
нетерпенье выпустишь из рук.
Пять минут на сборы… к черту ужин…
настежь дверь… на улице ни зги…
Утром будет след твой обнаружен
где-нибудь в предместии тоски.
Факелы… доспехи… гул погони… ―
Третий век показывают мне
отпечаток маленьких ладоней
на случайном камне-валуне.
Ни о чем не помнится, ей-ей!
Как ей жить, бедняжке, что ей делать,
вдовствующей нежности моей?
Вдовствующей…
Слово-то какое!
Черный бархат, бледная рука…
Сядет у камина и щекою
к пламени подластится слегка.
Скоротать вдвоем бы этот вечер,
погрустить, поплакать… Только вдруг,
раз уж я тебя очеловечил,
нетерпенье выпустишь из рук.
Пять минут на сборы… к черту ужин…
настежь дверь… на улице ни зги…
Утром будет след твой обнаружен
где-нибудь в предместии тоски.
Факелы… доспехи… гул погони… ―
Третий век показывают мне
отпечаток маленьких ладоней
на случайном камне-валуне.