Смерть Ходасевича
Что верно, то верно, нельзя же вот так:
накрыть простынею ― и в морг.
Еще не забыл его спину пиджак
и душу Господь не исторг.
И пусть эта койка в углу у окна
под новое тело нужна, ―
оставьте: уснул в кои веки Орфей,
не зная о смерти своей.
Легко ему, боль отпустила, обмяк,
и снится, что не удалось
Россию загнать на парижский чердак,
и попусту вся его злость.
И снится, что оды отчетливый стон
предсмертно привил-таки он
к себе, кому тоже не спится лет шесть,
а надо ли это, Бог весть.
Зато как спокойно теперь он лежит,
на Божьем лежит сквозняке!
И только ― тяжелая лира висит
в безвольно упавшей руке.