Всю ночь мои портреты
Рисует мне река,
Когда луна при этом
Доверчиво близка.
Река способна литься
Без славы и следа,
Диплома живописца
Не зная никогда.
Расстегнут ворот шуба,
Надетой кое-как.
Мои кривятся губы,
Рассыпался табак.
Я нынче льда бледнее
В привычном забытьи.
И звезды мне роднее,
Чем близкие мои.
Какой небесной глубью
Я нынче завладел.
И где же самолюбью
И место и предел?
Оно в куски разбито,
Топталось неспроста.
Мучительного быта
Железная пята.
Из склеенных кусочков,
Оно ― как жизнь моя ―
В любой неловкой строчке,
Какую вывел я.
Житейские волненья,
И приступы тоски,
И птичьи песнопенья,
Сцепленные в стихи,
Где рифмы-шестеренки
Такой вращают вал,
Что с солнцем вперегонки
Кружиться заставлял.
Тяжелое вращенье
Болот, морей и скал,
Земли, ― чьего прощенья
Я вовсе не искал,
Когда, опережая
Мои мечты и сны,
Вся жизнь, как жизнь чужая,
Видна со стороны.
Брожу, и нет границы
Моей ночной земли.
На ней ни я, ни птицы
Покоя не нашли.
Любой летящий рябчик
Приятней мне иных
Писателей и стряпчих,
И страшно молвить ― книг.
И я своим занятьем
Навеки соблазнен:
Не вырасту из платья
Ребяческих времен.
И только в этом дело,
В бессонном этом сне,
Другого нет удела,
И нет покоя мне.
Каким считать недугом
Привычный этот бред?
Блистательным испугом,
Известным с детских лет.
Приклады, пули, плети,
Чужие кулаки ―
Что перед ними эти
Наивные стихи?
Рисует мне река,
Когда луна при этом
Доверчиво близка.
Река способна литься
Без славы и следа,
Диплома живописца
Не зная никогда.
Расстегнут ворот шуба,
Надетой кое-как.
Мои кривятся губы,
Рассыпался табак.
Я нынче льда бледнее
В привычном забытьи.
И звезды мне роднее,
Чем близкие мои.
Какой небесной глубью
Я нынче завладел.
И где же самолюбью
И место и предел?
Оно в куски разбито,
Топталось неспроста.
Мучительного быта
Железная пята.
Из склеенных кусочков,
Оно ― как жизнь моя ―
В любой неловкой строчке,
Какую вывел я.
Житейские волненья,
И приступы тоски,
И птичьи песнопенья,
Сцепленные в стихи,
Где рифмы-шестеренки
Такой вращают вал,
Что с солнцем вперегонки
Кружиться заставлял.
Тяжелое вращенье
Болот, морей и скал,
Земли, ― чьего прощенья
Я вовсе не искал,
Когда, опережая
Мои мечты и сны,
Вся жизнь, как жизнь чужая,
Видна со стороны.
Брожу, и нет границы
Моей ночной земли.
На ней ни я, ни птицы
Покоя не нашли.
Любой летящий рябчик
Приятней мне иных
Писателей и стряпчих,
И страшно молвить ― книг.
И я своим занятьем
Навеки соблазнен:
Не вырасту из платья
Ребяческих времен.
И только в этом дело,
В бессонном этом сне,
Другого нет удела,
И нет покоя мне.
Каким считать недугом
Привычный этот бред?
Блистательным испугом,
Известным с детских лет.
Приклады, пули, плети,
Чужие кулаки ―
Что перед ними эти
Наивные стихи?
