Камень суров и спокоен,
Неповоротлив на вид,
Но приглядитесь: он строен,
Сколько свершений таит!
Камень в кольце королевы,
Камень измолот ― в пыли,
В каменном панцире чрево
Пламенно-жидкой земли.
Жизни прообраз ― в кристалле:
Творческий в гранях расчет;
В форме, застывшей в начале,
Радужно камень цветет.
Но бирюза, изумруды,
Слишком истерты толпой:
Взглянем на мощные груды,
Спящие в толще земной.
II
Пращур косматый и древний
В гари пещерных костров
Камнем обтесывал кремни
Для боевых топоров.
Выточил острые стрелы,
Тверже, чем мамонтов клык:
Ими, упорный и смелый,
Бил ледниковых владык.
Бросив кремневые сверла,
Гнал табуны средь степей ―
Выпить горстями из горла
Кровь захрапевших коней.
Шили сутулые дети
Жилами в рыбьей игле,
Жар сохраняя столетья
В крытой костями золе.
III
Вертится шар… Подо льдами
Жарче дохнули моря;
Первый божественный пламень
Плиты лизнул алтаря.
В реве стихий ― перемены:
Требуют жертвенных мук;
В рощах дубовых дольмены
Грубо смыкаются в круг.
Возле курганов отчизны
Плоские идолы баб
Видели скифские тризны,
Падал заколотый раб.
Липкою кровью согретый,
Камень родил колдовство:
В каждом кристалле ― приметы,
В каждой скале ― божество.
IV
Ярче забрезжили боги,
Тверже их воля велит:
Храмы им нужны, чертоги,
Серый и красный гранит.
Циркулем скалы обмерив,
Полировали песком;
В зное застывшие звери
Сжали Египет кольцом.
Ходом пробитый песчаник ―
Мумиям верный приют;
Царь пышносвитный и данник
В охре на стенах живут.
Солнца законы суровы
В иероглифных строках:
Камень, израненный словом,
Слово лелеет в веках.
V
В царствах низовий Евфрата ―
Клином заостренный знак;
Бык пятиногий, крылатый
Серый дробит известняк.
Мысль улетала все выше,
Звездный исчислен полет,
Строит ступенчато крыши
Чернобородый народ.
Ведомы злобные силы
Бесов пустынь и чумы.
Но амулеты ― бериллы
Щит против ангелов тьмы.
На плитняке, в барельефах.
Шествуют важно вожди:
Круглые мышцы в доспехах
С камня не смоют дожди.
VI
Вот в белый мрамор Пароса
Звонко внедрилась кирка:
На корабле остроносом
Камень белей молока.
В мраморе ― мир задремавший,
Сонм олимпийских богов;
Каменщик, гением ставший,
Их разбудил из оков.
Знаем недаром преданье,
Будто бы камень ожил:
В статую страстною дланью
Мастер дыханье вложил.
В тихих триклиниях ― гермы,
Лики уснувших отцов;
Стройные храмы и термы
Мрамором славят творцов.
VII
Знали и позже, что в рудах
Скрыт заповеданный мир:
В каменных толстых сосудах
Жизненный зрел эликсир.
Тяжки подвальные глыбы.
Трепет светильников хил;
Вопли подъятых на дыбы
Камень в себе задушил.
В панцире каменных башен
Встали в горах города;
Хлынула в борозды пашен
Красная кровь, как вода.
Глянули окна часовен
В стрельчатый сдавленный свод
Камень узнал, как греховен
В исповедальнях народ.
VIII
А короли погибали,
Вера скудела в сердцах…
Ввысь небоскребы из стали!
Вниз ― купола на церквах!..
И, сокрушая святыни
Натиском мертвых машин,
Смерч обращает в пустыни
Лоно цветущих долин.
Души теперь не крылаты,
Чудо ли нас изумит?
Камень, из жизни изъятый.
Злобно и медленно мстит.
И не на вечных порфирах,
И не на стойких камнях
Вписаны наши стихиры
О лихорадочных днях…
IX
Но иссякает Природа,
Вижу в тумане веков:
Встанут и сгинут народы,
Дети последних отцов.
Будет, о, будет мгновенье
Смерти всего, что живет ―
Каждая клетка растений
Втянется в круговорот…
И на потухшей гробнице,
В холоде звездных лучей,
Зашевелятся частицы ―
Семя оживших камней.
Тайна сия велика,
Нам ли ее обнять?
Жизни иной, многоликой,
В камне-кристалле печать!
Владивосток ― Шанхай,
1922-1943