
С трепетом юного сердца мучительно-сладким
Ждал я мгновенья, когда моя милая скажет
Слово «люблю», чтоб вкусить обаянье блаженства
Первому мне на земле далеко от Олимпа…
Дий всемогущий, каратель детей Прометея!
Дерзкому сыну его ты прости; он подумал:
«Дий не блажен, не изведав верховного блага,
Дий никогда не услышит в надзвездных чертогах
Музыки слова «люблю», чтобы музыкой этой
Вечно дышать в упоении вечных восторгов».
С трепетом юного сердца мучительно-сладким
Жду я мгновенья, когда моя милая скажет
Слово признанья в любви, вожделенное слово…
Катятся слезы, и сердце горит ожиданьем…
Слушаю сердцем и слухом: она говорит мне «люблю»…
Дий всемогущий, каратель детей Прометея!
Ты наказал меня: муки отца земнородных
Сносны пред мукой моею… Что коршун! что цепи!..
Знай, для любви и для счастья мне нужно бессмертья:
Вечности счастие просит, вечности требует жизнь…
Эта тяжелая мысль надо мной тяготеет,
Сердце грызет, как змея, отравляет блаженство…
Я не бессмертен, Зевес… Но зачем я, Зевес, не бессмертен?..
Ждал я мгновенья, когда моя милая скажет
Слово «люблю», чтоб вкусить обаянье блаженства
Первому мне на земле далеко от Олимпа…
Дий всемогущий, каратель детей Прометея!
Дерзкому сыну его ты прости; он подумал:
«Дий не блажен, не изведав верховного блага,
Дий никогда не услышит в надзвездных чертогах
Музыки слова «люблю», чтобы музыкой этой
Вечно дышать в упоении вечных восторгов».
С трепетом юного сердца мучительно-сладким
Жду я мгновенья, когда моя милая скажет
Слово признанья в любви, вожделенное слово…
Катятся слезы, и сердце горит ожиданьем…
Слушаю сердцем и слухом: она говорит мне «люблю»…
Дий всемогущий, каратель детей Прометея!
Ты наказал меня: муки отца земнородных
Сносны пред мукой моею… Что коршун! что цепи!..
Знай, для любви и для счастья мне нужно бессмертья:
Вечности счастие просит, вечности требует жизнь…
Эта тяжелая мысль надо мной тяготеет,
Сердце грызет, как змея, отравляет блаженство…
Я не бессмертен, Зевес… Но зачем я, Зевес, не бессмертен?..