Люблю я край заброшенный и дикий,
Где вьется по скалам ползучий виноград
С побегами плюща, с кудрями повилики;
Там в сумерки прозрачные глядят
Таинственно-знакомые мне лики,
И грустен их красноречивый взгляд.
Всё, что меня с младенчества пленяло,
В чем видел я родство с моей душой,
Где сердце после бурь житейских отдыхало, ―
О Греция, всё связано с тобой!
Мне дорого в тебе воспоминанье,
Как на заре открыл мои глаза
Внезапный луч начального сознанья,
И вырвалась болезненно слеза…
Разлад души с общественным застоем,
С текущим днем тогда я ощущал;
Являться стала мысль то с холодом, то с зноем,
И первые стихи невольно я слагал.
Прими же мой привет от любящего сына!..
Хоть ты рассеялась, как мимолетный сон,
И в край чужой пошла твоя Афина,
Покинув свой заветный Парфенон, ―
Но мысль твоя не умерла с тобою
И завещала нам в наследье столько благ;
Века бегут от ней, как побежденный враг,
И юность говорит с завистливой тоскою ―
Что наша жизнь пред смертию такою!
Где вьется по скалам ползучий виноград
С побегами плюща, с кудрями повилики;
Там в сумерки прозрачные глядят
Таинственно-знакомые мне лики,
И грустен их красноречивый взгляд.
Всё, что меня с младенчества пленяло,
В чем видел я родство с моей душой,
Где сердце после бурь житейских отдыхало, ―
О Греция, всё связано с тобой!
Мне дорого в тебе воспоминанье,
Как на заре открыл мои глаза
Внезапный луч начального сознанья,
И вырвалась болезненно слеза…
Разлад души с общественным застоем,
С текущим днем тогда я ощущал;
Являться стала мысль то с холодом, то с зноем,
И первые стихи невольно я слагал.
Прими же мой привет от любящего сына!..
Хоть ты рассеялась, как мимолетный сон,
И в край чужой пошла твоя Афина,
Покинув свой заветный Парфенон, ―
Но мысль твоя не умерла с тобою
И завещала нам в наследье столько благ;
Века бегут от ней, как побежденный враг,
И юность говорит с завистливой тоскою ―
Что наша жизнь пред смертию такою!