
Мы его не видали давно,
Наконец и пришлось повидаться!
Да, столкнуться горам не дано,
Но случается людям встречаться…
Как, бывало, смотря на него,
Любовались мы: пропасть здоровья!
Ну, а сила была ― ничего,
Хоть, конечно, не сила воловья.
А теперь он и ростом-то мал,
Стали волосы ― просто волоски;
На ногах (сам он нам показал)
Видны синие кольца ― полоски…
Говорят: «Он дикарь, нелюдим, ―
Надо с ним говорить опасаться;
Отвечает он смехом таким,
Будто вовсе забыл он смеяться!
Да и ходит престранно: пройдет
Пять шагов и назад обернется…
И опять ровно столько ж идет ―
Словно в клетке бедняжечка бьется!
Словно стены встают перед ним!
Держит голову вниз постоянно…
Что же он? Юморист? Нелюдим?..
Так ходить и смеяться ― престранно!
И теперь он достаточно мил,
Если только не видно печали…
Где же ― в Африке, что ли, он жил?..
Десять лет мы его не видали…»
Господа! Где он был ― всё равно…
Ведь пришлось же нам с ним повидаться!
Да, столкнуться горам не дано,
Но ― случается людям встречаться.
Наконец и пришлось повидаться!
Да, столкнуться горам не дано,
Но случается людям встречаться…
Как, бывало, смотря на него,
Любовались мы: пропасть здоровья!
Ну, а сила была ― ничего,
Хоть, конечно, не сила воловья.
А теперь он и ростом-то мал,
Стали волосы ― просто волоски;
На ногах (сам он нам показал)
Видны синие кольца ― полоски…
Говорят: «Он дикарь, нелюдим, ―
Надо с ним говорить опасаться;
Отвечает он смехом таким,
Будто вовсе забыл он смеяться!
Да и ходит престранно: пройдет
Пять шагов и назад обернется…
И опять ровно столько ж идет ―
Словно в клетке бедняжечка бьется!
Словно стены встают перед ним!
Держит голову вниз постоянно…
Что же он? Юморист? Нелюдим?..
Так ходить и смеяться ― престранно!
И теперь он достаточно мил,
Если только не видно печали…
Где же ― в Африке, что ли, он жил?..
Десять лет мы его не видали…»
Господа! Где он был ― всё равно…
Ведь пришлось же нам с ним повидаться!
Да, столкнуться горам не дано,
Но ― случается людям встречаться.