Четвертый час. Рассвет взъерошил кровлю
И гулко постучал в окно:
«Протри глаза! Тебе пора на ловлю,
Пока в лесу еще темно,
Пока трава пропахла влажной псиной,
Пока не высохла роса
И тянет застоялой древесиной
От мельничного колеса».
Я тороплюсь, расталкиваю ивы,
Вдоль берега бегу бегом,
И вот уже, смущенный и счастливый,
Стою над смутным бочагом.
Передо мной, меняя облик шаткий,
Туманы бродят у земли,
Ворчит камыш, и на тройной рогатке
Лежат тяжелые комли.
Среди других, что вырубают чащи,
Я только жадный рыболов.
Я лишь охотник, истово следящий
За тенью красок, тенью слов.
Но после ловли, досыта натружен,
Я вновь иду сквозь лес и ночь,
И счастлив я, когда могу на ужин
Добычу в лагерь приволочь!
1930-е
И гулко постучал в окно:
«Протри глаза! Тебе пора на ловлю,
Пока в лесу еще темно,
Пока трава пропахла влажной псиной,
Пока не высохла роса
И тянет застоялой древесиной
От мельничного колеса».
Я тороплюсь, расталкиваю ивы,
Вдоль берега бегу бегом,
И вот уже, смущенный и счастливый,
Стою над смутным бочагом.
Передо мной, меняя облик шаткий,
Туманы бродят у земли,
Ворчит камыш, и на тройной рогатке
Лежат тяжелые комли.
Среди других, что вырубают чащи,
Я только жадный рыболов.
Я лишь охотник, истово следящий
За тенью красок, тенью слов.
Но после ловли, досыта натружен,
Я вновь иду сквозь лес и ночь,
И счастлив я, когда могу на ужин
Добычу в лагерь приволочь!
1930-е
