Был ли когда столь уныл Петрополь?
Тополь серой шерстью исходит,
Падают дети в него, играя,
Как в холмы невесомые Рая.
В час, когда сумерки из-под земли сочатся,
Или мы сами ― будто орех чернильный ―
Растворяясь, ночь порождаем,
В час ― как на мост далекий высокий
Ниткой янтарной скользнет трамвай,
Воздух пронзая в кровоподтеках,
Коим одет ты, мой мертвый рай,
В этот час, усыпив охрану,
Я пробираюсь сквозь темные залы,
В круглую комнату, в кокон без окон,
Где мерцает лицо малярийное детское
Истукана, одетого в платье немецкое.
Дергается Восковая Персона,
С трона не встав и грудь растворяя: ―
Нож возьми и достань скорее
Жизнь мою ― как в яйце Кощея
Тлеет она, душит и спать мешает ―
Здесь она, где кончается шея.
Тусклое, влажное ― будто дракона
Выводок в нем ― я его достану,
Но посмею ли разбить о стену?
Закаменевшее треснет крест-накрест,
Может, в нем задремал Антихрист,
Брызнет адское пламя?
― Разбей, я успокоюсь скоро,
Вы по кусочкам этот город
В Эдем снесете на спине,
Он поплывет в высоком море ―
Небесный Петербург теней.
Но он и так наполовину
Уже не здесь, уже он там,
И этот ― вянет, сохнет, стынет,
А тот ― плывет по облакам.
Я тогда яйцо это в стену бросала ―
Поутру поезда не нашли вокзала
И рельсы в тумане кончились вдруг,
Где цвел и мерз Петербург.
Мы из деревьев стали уголь
И отразили мы земли промерзший угол.
И бестелесных он заставит нас ишачить,
Как прежде муравьев-крестьян,
Рыть облака и небеса иначить,
Как шведов ангелов куда-то прогонять
Как от Полтавы ― от Венеры,
Зане они не нашей веры,
И корабли снастить и танцевать.
Что ж! Мостили небесные топи,
Мостик строили в седой океан,
Чтоб унес он свой город в пропасть,
Завернувши в зеленый кафтан.
окт. 80
Тополь серой шерстью исходит,
Падают дети в него, играя,
Как в холмы невесомые Рая.
В час, когда сумерки из-под земли сочатся,
Или мы сами ― будто орех чернильный ―
Растворяясь, ночь порождаем,
В час ― как на мост далекий высокий
Ниткой янтарной скользнет трамвай,
Воздух пронзая в кровоподтеках,
Коим одет ты, мой мертвый рай,
В этот час, усыпив охрану,
Я пробираюсь сквозь темные залы,
В круглую комнату, в кокон без окон,
Где мерцает лицо малярийное детское
Истукана, одетого в платье немецкое.
Дергается Восковая Персона,
С трона не встав и грудь растворяя: ―
Нож возьми и достань скорее
Жизнь мою ― как в яйце Кощея
Тлеет она, душит и спать мешает ―
Здесь она, где кончается шея.
Тусклое, влажное ― будто дракона
Выводок в нем ― я его достану,
Но посмею ли разбить о стену?
Закаменевшее треснет крест-накрест,
Может, в нем задремал Антихрист,
Брызнет адское пламя?
― Разбей, я успокоюсь скоро,
Вы по кусочкам этот город
В Эдем снесете на спине,
Он поплывет в высоком море ―
Небесный Петербург теней.
Но он и так наполовину
Уже не здесь, уже он там,
И этот ― вянет, сохнет, стынет,
А тот ― плывет по облакам.
Я тогда яйцо это в стену бросала ―
Поутру поезда не нашли вокзала
И рельсы в тумане кончились вдруг,
Где цвел и мерз Петербург.
Мы из деревьев стали уголь
И отразили мы земли промерзший угол.
И бестелесных он заставит нас ишачить,
Как прежде муравьев-крестьян,
Рыть облака и небеса иначить,
Как шведов ангелов куда-то прогонять
Как от Полтавы ― от Венеры,
Зане они не нашей веры,
И корабли снастить и танцевать.
Что ж! Мостили небесные топи,
Мостик строили в седой океан,
Чтоб унес он свой город в пропасть,
Завернувши в зеленый кафтан.
окт. 80
