По извивам Москвы, по завертьям ее безнадежным
Чья-то тень пролетала в отчаяньи нежном,
Изумрудную утку в пруду целовала,
Заскорузлые листья к зрачкам прижимала.
От трамвая-быка хохоча ускользала
И трамвайною искрой себя согревала.
Зазывали в кино ночью ― “Бергмана ленты!”
А крутили из жизни твоей же моменты
По сто раз. Кто же знал, что ночами кино арендует ад?
Что привязаны к стульям покойники в зале сидят,
Запрокинувши головы смотрят назад?
Что сюда их приводят, как в баню солдат?
Телеграмма Шарлотте ― “жду, люблю, твой Марат”.
Скинула семь шкур, восемь душ, все одежды
А девятую душу в груди отыскала,
Она кротким кротом в руке трепетала,
И как бабе с метлой, голубой и подснежной,
Я ей глазки проткнула и она умирала.
Посмотри ― небосвод весь засыпан и сыплются крылья и перья
Их неделю не выместь ― зарыться навеки теперь в них.
Посмотри под луной пролетают ― Лев, Орел, и Телец,
А ты спишь, ты лежишь среди тела змеиных колец.
Где же ангел, ты спросишь ― а я ведь тебе и отвечу ―
Там где мрак ― там сиянье, весь мир изувечен.
Мраком ангел повился как цепким растеньем,
Правь на черную точку, на мглу запустенья,
Правь на темень, на тьму, на утесы, на смутное ― в яму
В прятки ангел играет ― да вот он! в земле под ногами,
Он не червь ― не ищи ты его в поле роясь,
Видишь светлые птицы к зиме пролетают на полюс?
Посмотрела она, застонала
И всю ночь о зубцы запинаясь летала
И закапала кровью ― больницы, бульвары, заводы.
Ничего! Твоя смерть ― это ангела светлого роды.
17 октября 1978