… Верлибр (фр. ) ― термин, определяющий широкий и недостаточно ясно очерченный круг явлений в стихосложении XX в.
К. Л. Э., т. VI, стр. 709
Сегодня, перед обедом, пятого сентября,
Я, находясь в Турции,
Вернее, в ее территориальных водах,
Решил, что годы идут
И, чтобы успеть сочинить
Побольше стихов на разные темы,
Мне пора прощаться с рифмами.
Боже мой, сколько времени
Я угробил на их поиски,
Считал, что ищу свои,
А находил чужие.
Чаще всего
Так оно и бывает,
Только не все признаются.
То ли дело верлибр
С его изумительным принципом:
«В огороде бузина,
А в Киеве дядька»,
Который теперь называется
«Потоком сознания»!
Взяв его за основу,
Остается только разбить
Все, что придет в голову,
На строчки разной длины,
Вот вам и верлибр!
Мы стоим в бухте Книдас,
Боясь ветра
И не боясь радио,
Обрывки которого он доносит,
Обрывки лжи
И обрывки правды..,
А у хижины, сложенной из остатков
Греческого театра,
Мальчик борется с ветром,
Таща на веревке козла.
Козел старый, скорее всего родившийся
Еще при императоре Адриане,
А мальчик маленький.
И ветер каждый раз захлопывает
Дверь хижины
Перед самым носом,
А точнее ― перед самой бородой козла.
Нас пятеро ― двое турок
И трое русских,
Один из них – я, с татарской кровью в жилах,
Что, впрочем, не имеет ни малейшего отношения
Ни к последующему,
Ни к предыдущему.
Нам всем одинаково
Надоел ветер
И надоела вода,
Но, к счастью, не надоело
И никогда не надоест есть,
Тем более что капитан нашей моторки
Готовит прекрасные турецкие блюда
На таком оливковом масле,
Что хочется облизать пальцы
Свои
И даже чужие.
И вдобавок оказывается,
Что турецкая ракия ―
Прекрасная вещь для моей печени,
Особенно если ее в меру, до белизны
Разбавлять холодной водой.
Ракию, разумеется,
А не печень.
Капитан удивляется ветру,
Слишком раннему
Для этого времени года,
И вспоминает, как в этой же бухте
Сидел из-за ветра английский посол.
Но это было попозже,
В конце октября.
Бедняга, ― думаю я о после, ―
Наверно, сидел тут без телефона
И волновался, как там его правительство
Без его информации.
А мы ничего, не волнуемся,
Сидим себе и сидим
И думаем только ― хватит ли харча
Еще на неделю стоянки.
Так мы живем,
Таковы мои наблюдения
И мысли,
Если их можно назвать мыслями.
Однако в конце для приличия
Надо что-то сказать и о вечности.
Вечность ― и слева, и справа,
Остатки домов такого-то века,
И остатки храмов такого-то,
И в этих остатках вечности
Кто-то опять копается,
На этот раз, кажется, действительно археологи.
Позавчера мы тоже ходили по вечности
Вместе со стражником в форме
И со словом «музей» на околыше старой фуражки.
Музей когда-нибудь будет,
Хотя иностранцы уже украли
Две головы, мужскую и женскую,
Обе ― мраморные,
И один подсвечник,
Если не врут ― золотой.
Вечность слева и справа,
А прямо по носу моторки
Тоже вечность, домишко
С небрежно написанным рыжею краской
Вечным, как мир, словом:
«Restorant».
Если ветер продолжится
И у нас не хватит еды,
Мы сядем в ялик
И посетим эту вечность.
Самую реальную из всех.
Такие, как эти, стихи можно писать бесконечно,
Но бумага кончается ― и это, увы, реальность,
Жестокая, если угодно.
Если бы я писал это в рифму ― ушло бы дней пять,
А так ― меньше часа,
Даже жаль, что так быстро,
А еще далеко до обеда…
И если какой-нибудь наш
Отсталый редактор
Не согласится считать
Это стихами ―
Отдам их другому,
Более прогрессивному,
Как сделанный мною подстрочник
Для будущего перевода
С русского на турецкий,
Или наоборот.
Или еще с какого-то
На еще какой-то.
В общем ― чтоб не пропало!
Не знаю, как с этим в Турции,
Но у нас один из поэтов
Уверял меня, что другой
Именно так и делает,
В связи с недостатком времени,
А также из гуманизма:
Во избежание простоев
У своих переводчиков…
1976
К. Л. Э., т. VI, стр. 709
Сегодня, перед обедом, пятого сентября,
Я, находясь в Турции,
Вернее, в ее территориальных водах,
Решил, что годы идут
И, чтобы успеть сочинить
Побольше стихов на разные темы,
Мне пора прощаться с рифмами.
Боже мой, сколько времени
Я угробил на их поиски,
Считал, что ищу свои,
А находил чужие.
Чаще всего
Так оно и бывает,
Только не все признаются.
То ли дело верлибр
С его изумительным принципом:
«В огороде бузина,
А в Киеве дядька»,
Который теперь называется
«Потоком сознания»!
Взяв его за основу,
Остается только разбить
Все, что придет в голову,
На строчки разной длины,
Вот вам и верлибр!
Мы стоим в бухте Книдас,
Боясь ветра
И не боясь радио,
Обрывки которого он доносит,
Обрывки лжи
И обрывки правды..,
А у хижины, сложенной из остатков
Греческого театра,
Мальчик борется с ветром,
Таща на веревке козла.
Козел старый, скорее всего родившийся
Еще при императоре Адриане,
А мальчик маленький.
И ветер каждый раз захлопывает
Дверь хижины
Перед самым носом,
А точнее ― перед самой бородой козла.
Нас пятеро ― двое турок
И трое русских,
Один из них – я, с татарской кровью в жилах,
Что, впрочем, не имеет ни малейшего отношения
Ни к последующему,
Ни к предыдущему.
Нам всем одинаково
Надоел ветер
И надоела вода,
Но, к счастью, не надоело
И никогда не надоест есть,
Тем более что капитан нашей моторки
Готовит прекрасные турецкие блюда
На таком оливковом масле,
Что хочется облизать пальцы
Свои
И даже чужие.
И вдобавок оказывается,
Что турецкая ракия ―
Прекрасная вещь для моей печени,
Особенно если ее в меру, до белизны
Разбавлять холодной водой.
Ракию, разумеется,
А не печень.
Капитан удивляется ветру,
Слишком раннему
Для этого времени года,
И вспоминает, как в этой же бухте
Сидел из-за ветра английский посол.
Но это было попозже,
В конце октября.
Бедняга, ― думаю я о после, ―
Наверно, сидел тут без телефона
И волновался, как там его правительство
Без его информации.
А мы ничего, не волнуемся,
Сидим себе и сидим
И думаем только ― хватит ли харча
Еще на неделю стоянки.
Так мы живем,
Таковы мои наблюдения
И мысли,
Если их можно назвать мыслями.
Однако в конце для приличия
Надо что-то сказать и о вечности.
Вечность ― и слева, и справа,
Остатки домов такого-то века,
И остатки храмов такого-то,
И в этих остатках вечности
Кто-то опять копается,
На этот раз, кажется, действительно археологи.
Позавчера мы тоже ходили по вечности
Вместе со стражником в форме
И со словом «музей» на околыше старой фуражки.
Музей когда-нибудь будет,
Хотя иностранцы уже украли
Две головы, мужскую и женскую,
Обе ― мраморные,
И один подсвечник,
Если не врут ― золотой.
Вечность слева и справа,
А прямо по носу моторки
Тоже вечность, домишко
С небрежно написанным рыжею краской
Вечным, как мир, словом:
«Restorant».
Если ветер продолжится
И у нас не хватит еды,
Мы сядем в ялик
И посетим эту вечность.
Самую реальную из всех.
Такие, как эти, стихи можно писать бесконечно,
Но бумага кончается ― и это, увы, реальность,
Жестокая, если угодно.
Если бы я писал это в рифму ― ушло бы дней пять,
А так ― меньше часа,
Даже жаль, что так быстро,
А еще далеко до обеда…
И если какой-нибудь наш
Отсталый редактор
Не согласится считать
Это стихами ―
Отдам их другому,
Более прогрессивному,
Как сделанный мною подстрочник
Для будущего перевода
С русского на турецкий,
Или наоборот.
Или еще с какого-то
На еще какой-то.
В общем ― чтоб не пропало!
Не знаю, как с этим в Турции,
Но у нас один из поэтов
Уверял меня, что другой
Именно так и делает,
В связи с недостатком времени,
А также из гуманизма:
Во избежание простоев
У своих переводчиков…
1976
Анализ стихотворения К. М. Симонова «Опыт верлибра»
- Введение
- Стихотворение написано в 1976 году и представляет собой интересный пример верлибра, который стал популярным в XX веке.
- Автор использует свободный стих для обсуждения тем, связанных с поэзией, временем и культурой.
- Структура и форма
- Верлибр (свободный стих) позволяет автору отказаться от традиционных рифм и размеров, что создает ощущение легкости и спонтанности.
- Текст состоит из нескольких общих разделов, каждый из которых содержит разные размышления и наблюдения автора.
- Строчки различаются по длине и ритму, что подчеркивает свободную форму и передает поток мыслей.
- Тематика стихотворения
- Прощание с рифмами
- Автор начинает с рефлексии о необходимости уходить от традиционных форм поэзии, что символизирует поиск новых способов самовыражения.
- Заявление о том, что «годы идут», указывает на осознание времени и его влияния на личное творчество.
- Путешествие и наблюдения
- Место действия — бухта Книдас в Турции, что задает контекст для размышлений о жизни и культуре.
- Автор подробно описывает окружающую природу и быт, создавая кинематографические образы.
- Вечность и исторические отсылки
- Темы вечности и исторических остатков строятся через описание археологических находок и культурного наследия.
- Археологи, «остановки» домов и храмов добавляют ностальгии и размышлений о непрекращающейся связи с прошлым.
- Прощание с рифмами
- Стиль и язык
- Симонов использует разговорный стиль, приближая текст к читателю и создавая ощущение непосредственного общения.
- Употребление метафор и образов, таких как «ветер», «козел» и «моторка», делает текст живым и динамичным.
- Игра с языком и иронией, когда автор упоминает о способах перевода стихов, подчеркивает относительность литературных норм.
- Философские размышления
- Стихотворение поднимает вопросы о смысле жизни и предназначении человека в контексте вечности.
- Автор ставит под сомнение традиционные ценности и подходы к искусству, что отражает дух времени и стремление к новым формам.
- Заключение
- «Опыт верлибра» является примером постмодернистской поэзии, где традиционные формы заменяются новыми, более гибкими и разнообразными подходами.
- Симонов мастерски сочетает личные наблюдения с глобальными темами, создавая текст, который убеждает и заставляет задуматься.
