… Тяжелое, густое честолюбье,
Которое не грело, не голубило,
С которым зависть только потому
В бессонных снах так редко ночевала
Что из подобных бедному ему
Равновеликих было слишком мало.
Азарт отрегулированный, с правилами
Ему не подходил. / И не устраивал
Его бескровный бой. / И он не шел
На спор и спорт. / С обдуманною яростью
Две войны: в юности и в старости?
Он ежедневным ссорам предпочел.
В политике он начинал с эстетики,
А этика пришла потом. / И этика
Была от состраданья ― не в крови.
Такой характер в стадии заката
Давал ― не очень часто ― ренегатов
И ― чаще ― пулю раннюю ловил.
Здесь был восход характера. Я видел.
Его лицо, когда, из лесу выйдя,
Мы в поле напоролися на смерть.
Я в нем не помню рвения наемного.
Но милое, и гордое, и скромное
Решение,/ что стоит умереть.
И это тоже в памяти останется:
В полку кино крутили ― «Бесприданницу»,
Крупным планом Волга там дана.
Он стер слезу. Но что ему все это,
Такому себялюбцу и эстету?
Наверно, Волга и ему нужна.
В нем наша песня громче прочих пела.
Он прилепился к правильному делу.
Он прислонился к знамени,/ к тому,
Что осеняет неделимой славой
И твердокаменных, и детски слабых.
Я слов упрека не скажу ему.