Мне с неподдельным увлеченьем
пришлось недавно наблюдать,
как город малого значенья
спешит столицей края стать.
Его заботит и тревожит,
что он, желая новым быть,
пока еще никак не может
всё это новое вместить.
Ведь государственная милость
по воле съезда самого
совсем негаданно свалилась
на жизнь заштатную его.
Он знает сам, что нуждам края
теперь, в иные времена,
его медлительность былая
неподходяща и смешна.
Ему б, конечно, полагалось,
дать время прошлое забыть,
одуматься хотя бы малость,
хотя б фасады подновить.
Но жизнь зовет неумолимо,
предначертание не ждет,
Сюда уже по-русски хлынул,
как в песнях, всяческий народ.
От телеграфа до крайкома,
на смех и шутки не скупа,
держась привычно, словно дома,
весь день курсирует толпа.
Она, на улицы июля
наружу вынеся свой быт,
как будто борщ в большой кастрюле,
безостановочно кипит.
Держа в руках буханки хлеба,
она в положенный ей час
ест на ходу под пыльным небом
и жадно пьет из кружек квас.
А ночью, постелившись жестко,
спит неспокойно, второпях
в Дворце культуры на подмостках
и в техникумах на столах.
Наполненные силой вещей,
вверху и сбоку, там и тут
над нею лозунги трепещут,
цитаты к подвигам зовут.
И ветер первых пятилеток,
полузабытый ветер тот,
всю ночь качая тени веток,
по длинным улицам метет.
1961
Казахстан
пришлось недавно наблюдать,
как город малого значенья
спешит столицей края стать.
Его заботит и тревожит,
что он, желая новым быть,
пока еще никак не может
всё это новое вместить.
Ведь государственная милость
по воле съезда самого
совсем негаданно свалилась
на жизнь заштатную его.
Он знает сам, что нуждам края
теперь, в иные времена,
его медлительность былая
неподходяща и смешна.
Ему б, конечно, полагалось,
дать время прошлое забыть,
одуматься хотя бы малость,
хотя б фасады подновить.
Но жизнь зовет неумолимо,
предначертание не ждет,
Сюда уже по-русски хлынул,
как в песнях, всяческий народ.
От телеграфа до крайкома,
на смех и шутки не скупа,
держась привычно, словно дома,
весь день курсирует толпа.
Она, на улицы июля
наружу вынеся свой быт,
как будто борщ в большой кастрюле,
безостановочно кипит.
Держа в руках буханки хлеба,
она в положенный ей час
ест на ходу под пыльным небом
и жадно пьет из кружек квас.
А ночью, постелившись жестко,
спит неспокойно, второпях
в Дворце культуры на подмостках
и в техникумах на столах.
Наполненные силой вещей,
вверху и сбоку, там и тут
над нею лозунги трепещут,
цитаты к подвигам зовут.
И ветер первых пятилеток,
полузабытый ветер тот,
всю ночь качая тени веток,
по длинным улицам метет.
1961
Казахстан
