Козловак
Святая дева с ликом бляди*,
Бела, как сказочный пегас,
К церковной шествует ограде
И в новый храм приводит нас.
Хитра, как грек, и зла, как турка,
Ведет нас к Вечному отцу
И градом сыплет штукатурка
По Зинаидину лицу.
В архиерейской ставши митре
И пономарском стихаре,
Законный муж ее Димитрий
Приносит жертву в алтаре.
С физиономиею свинской
И в стихаре из серебра,
Просвирки носит авва Минский,
Учитель двух путей добра.
«Христос! Увы! Ужасно стар ты!
Мы отвергаем аскетизм,
И возглашаем культ Астарты,
Или (точнее) оскотизм
К чему посты, к чему вериги?
Мы перешли святую грань.
Пускай Волынский нам из Риги
Послал приветственную брань.
Святые сделались плохи нам:
Что Златоуст, что Метафраст?
Здесь разрешает все грехи нам,
Преосвященный педераст.**
Святые старцы Фиваиды
Не знали тайну до конца:
Пренепорочной Зинаиды
Не прославляли их сердца!»
― «Без особенных усилий
Можно, можно в рай войти!»
Крикнул Розанов Василий
Членам «Нового пути».
― «Быть как дома в этом храме!
Понахальней, не робей!»
Пляшет польку в фимиаме
Жирный Дягилев Сергей.
― «Эй, акафистов довольно!
Ну-ка, вальс из «Belle Helene»!»
Крикнул мало богомольный,
Но мистический Силен.
И в таинственном притворе,
В полумраке без свечей,
Дали место целой своре
Скорпионов москвичей.
«Мне здесь душно, как в темнице,
Не хочу я здесь коптеть!
В изощренной колеснице
Я хотел бы улететь!»
Новой Книгою беременный,
Ходит, плача и грустя
Дядя Костя, преждевременно
Развращенное дитя.
«Мной, прошу, не погнушайтесь:
Мне защитник ― Гамсун Кнут»,
Восклицает Балтрушайтис,
В тесной храмине замкнут.
«О ты, хотящий с верой сердца
В наш храм таинственный войти,
Тебя осыпет горстью перца
Редактор «Нового пути»!»
* Вариант для дам: В своем таинственном наряде,
** Здесь разрешают все грехи нам
Грешите, кто во что горазд.