Уже не слышит ухо эха
потусторонних песен птиц,
и вороны и воробьи
и улетели и уснули,
уже большие звезды неба
иллюминировали ели,
как новогодние игрушки,
они висели на ветвях,
а маленькие звезды леса,
а светлячки за светлячками
мигали, как огни огромных
и вымышленных государств,
где в темноте, как циферблаты,
фосфоресцировали очи
обыкновенной птицы филин,
где гусеницы, как легенды,
распространялись по деревьям,
где на фундаментах стояли
капитолийские деревья,
как статуи из серебра,
где бабочки на белых крыльях
играли, как на белых арфах,
где в молодых созвездьях ягод
ежеминутно развивались
молекулы живых существ,
где белокаменные храмы
грибов/ стояли с куполами
из драгоценного металла,
где так мультипликационно
шли на вечернюю молитву
малюсенькие муравьи,
где над молитвой муравьиной
смеялся спичечный кузнечик,
но голос у него был мал,
увы/ совсем не музыкален.