Возврата нет, ни в один падеж,
ни в одно междометье, ни в перестановку глагола,
ни в шаги, ожидаемые, много б отдал за чей-то выстрел в дверь,
о далеко зашел сокол, птиц гоня к морю.
Если мир реален, а в нем днем с огнем,
и ищи свищи, как ау в колодце,
Шар из досок, сбитый одним гвоздем,
и кто-то, лежа на локте, крутит этот ребус.
И кто-то на ложе, едя рахат-лукум,
крутит эту чалму в виньетках между пальцев,
и эти еще что, живые как дождь,
вспыльчивые, берут диктофон, и все Трое ― самоубийцы.
Мир любит тех, кто себя убил «во»,
их рисуют ярко и встают у портретов на колени…
Кто ж божествен, Тот, Кого не видит никто,
или же портретист? ― еще та теорема.