Посреди необъятных болот
Середина поэмы встает,
И во тьме зажигается стих
И горит, чтоб согреть часовых.
Неспокойная полночь болот.
Разводящий не скоро придет.
«В этой тьме погибать не резон, ―
Мы пропали с тобой, Либерзон!
Хорошо б на минутку прилечь…
И зачем нам болото беречь?..»
Эта сырость, как черный туман…
Пропадает Можаев Иван…
Над болотом гортанная речь:
«Нам приказано―/ Надо стеречь.
Скоро смена,/ Рассвет недалек.
Успокойся, Ванюша, дружок!»
Раздвигая болотную хмарь..
Поднимает поэма фонарь,
И стоит на посту, освещен,
Молодой Моисей Либерзон.
Посреди болотных пустырей
Он стоит, мечтательность развеяв, ―
Гордость нации,/ Застенчивый еврей,
Боевой потомок Маккавеев.
Под затвором/ Молчалив свинец…
Где теперь его отец?
(Он, наверно, в тишине ночной
Медленно читает Тору,
Будто долг свой/ Тяжкий и большой
По часам выплачивает кредитору.)
Влажен штык,/ И отсырел приклад…
Моисея неподвижен взгляд.
(Может быть, ему издалека
Запылала смуглая щека
Дочери часовщика?..)
Полночь бродит над часовыми,
Мир вокруг без остатка вымер.
На четырнадцатой версте
Пробегает сухая степь,
Там усталая спит Расея
Без Ивана/ И Моисея…
Пусть в тумане заперты пути,
Не грусти, Можаев,/ Не грусти!
Ты не тот, кто ловит голубей,
Не робей, Ванюша,/ Не робей!
«Я грущу, товарищи, по дому,
Дума мучает меня одна:
Для чего мне, парню молодому.
Молодость бесплатная дана?
Для того ли я без отдыха работал,
Для того лия страдал в бою,
Чтобы это темное болото
Засосало голову мою?..
В этой тьме погибнуть не резон,
Очень скучно умирать мне без людей…
Посади меня на лошадь, Либерзон,
Дай мне в руки саблю, Моисей!
Я тебе промчусь, как атаман,
Я врагов/ Повырубаю враз,
Только, друг мой,/ Убери туман
От моих заиндевевших глаз!
Буду первым я в жестокой сече.
С вытянутой саблей поперек…
Мы еще проскачем, Моисейчик,
Мы еще поборемся, браток!
Или будет нам обоим крышка,
Иль до гроба будем вместе жить…
Никогда не думал я, братишка,
Что могу я/ Жида полюбить.
Я тебя своей любовью грею,
Я с тобою мучаюся тут,
Потому что на земле евреи
Симпатичной нацией живут…
Долго ли осталось нам томиться,
Скоро ли окончится поход?
Говорят, что скоро заграница
Тоже по-советски заживет.
И наступит времечко такое,
И пойдут такие чудеса,
Чтобы каждый дом себе построил,
Чтобы окна выходили в сад.
Старой жизни/ Навсегда капут,
Будет жизнь/ Куда вкусней и гуще,
Будет хлеб―/ Пятиалтынный пуд,
И еще дешевле ― неимущим.
Будет каждый жить свой долгий век,
В двести лет/ Справляя именины…
Я хотя и темный человек,
Ну а всё же/ Верю в медицину…»
Мир вокруг без остатка вымер,
Полночь бродит над часовыми…
«Эх, Мойсейчик,/ Такие дни!
Очень скучно мне и обидно ―
Мы с тобою/ Совсем одни,
Даже пса ― и того не видно…
Мы вернемся с тобой едва ли, ―
Над болотами/ Ночь темна…
Как живет теперь/ Моя Валя?
Что поделывает она?
Помню,/ С ней отводил я душу
И голубил ее/ И ласкал,
Я над милой своей Валюшей,
Словно мост над рекою, стоял…
Ветер в поле/ Всю ночь бежит
По разбросанным зеленям…
И Валюша одна сидит
И, наверное, ждет меня.
Вот вернусь я,/ Построю дом,
Тесно выложу кирпичи…
Не дадут кирпичи―/ Украдем.
(Ты смотри, жидюга,/ Молчи…»
И мечты/ Рассыпались вслепую,
И пронесся ветер впопыхах,
Будто музыка прошла, танцуя,
На своих высоких каблуках.
Утомленная спит Расея
Без Ивана/ И Моисея…
Выше, выше голову,
Моисей Самойлович!
Песню мою на тебе,
Иван Игнатьевич!
Возьми и неси ее
Над нашей Россиею!..