
Наша тряская машина
К Феодосии летит.
Впереди меня мужчина
Возле тормоза сидит.
На боку его ― игрушка
Предвоенной детворы,
И ее стальная мушка
Мне грозит из кобуры.
Отодвинуться ― неловко,
А терпеть ― невмоготу…
О, как подлая плутовка
Вздрагивает на лету!
Не молить же о пощаде,
Не идти на стыд и срам! ―
Только думать ― «Бога ради…»
Да глядеть по сторонам.
Так на призрачной дороге
Сверх-Феодосийских гор
Жалит нам то лоб, то ноги
Гибели корректный взор.
Но сознаться мы не смеем
В страхе жалостном своем,
По степям бензином веем
И над мятой и шалфеем
Молча терпим и живем.
13 августа 1929
Феодосия
К Феодосии летит.
Впереди меня мужчина
Возле тормоза сидит.
На боку его ― игрушка
Предвоенной детворы,
И ее стальная мушка
Мне грозит из кобуры.
Отодвинуться ― неловко,
А терпеть ― невмоготу…
О, как подлая плутовка
Вздрагивает на лету!
Не молить же о пощаде,
Не идти на стыд и срам! ―
Только думать ― «Бога ради…»
Да глядеть по сторонам.
Так на призрачной дороге
Сверх-Феодосийских гор
Жалит нам то лоб, то ноги
Гибели корректный взор.
Но сознаться мы не смеем
В страхе жалостном своем,
По степям бензином веем
И над мятой и шалфеем
Молча терпим и живем.
13 августа 1929
Феодосия