ВОПРОС О РОДИНЕ
В империи желтолицей ―
Пожизненный пенсион…
На чучелиной ключице ―
Белогвардейский погон…
В русском стоять музее,
О боже, ему дозволь,
Где выпушки, и фузеи,
И дикая кунья моль…
Но там нужны манекены,
Не метящие в тюрьму,
Свободные от измены
Отечеству своему!
И жмурится он, как филин,
От света правды родной,
В квартале, где чад курилен
И совести черный гной.
Кляня свой удел холопий,
Из трубки на пять персон
Тяжелый он тянет опий,
Тяжелый вкушает сон.
… И вот его шлют шпионом
В советский Владивосток ―
По джонкам, зерном груженным,
Валандаться без порток.
Он ― грузчик, в брикетной яме
Досуг проводящий свой,
С военными чертежами
Под всклоченной головой.
Он русские трудит плечи,
Он русским потом пропах,
Но привкус японской речи ―
На лживых его губах:
От «ш[а]» и от «щ[е]», и даже
От «з[э]» и от «[э]л», отвык,
Поклажу дзовет покражей
Спионский его ядзык.
Друдзьями радзобраченный
Предатерьски до конца,
Он, с джонок сносивший тонны,
Не снес крупинки свинца.
Душа ж его по расстреле
Имела свои права:
Вдали перед ней пестрели
Священные острова;
И ждали ее во храме,
Бровями не шевеля,
Ожившие предки, «кАми»,
Над шаром из хрусталя.
«О ками! Во имя мийи,
Дракона и всех светил,
Враждебной богам России
Достаточно я вредил.
Но в белогвардейском хаме,
Как в гейше, душа нежна, ―
Достоин я места ками
На вечные времена!»
«Кто вел себя по-геройски,
Тому обеспечен рай», ―
Отвесив поклон синтойский,
Ответствовал самурай.
«Себя по-геройски вел ты, ―
Микадо за ним изрек, ―
Хотя и не слишком желтый,
От нас ты не так далек». ―
«Банзай, ― сказал Исанаги,
Создатель японских гор, ―
Секретные он бумаги
В советском посольстве спер». ―
«В роскошной Чапейской драме
Всех масок он был смелей», ―
Прибавила Исанами,
Создательница полей.
А дева Аматерасу,
Дневного неба звезда,
Сказала: «Он рвал, как мясо,
Харбинские поезда». ―
«Он – ками, и несомненно,
К чему колебаться зря?» ―
Вскричали потомки Тенно,
Божественного царя.
Но дернуло Йунгу-Кою,
Блаженна иже в женах,
Вмешаться в судьбу «героя»
Под веера плавный взмах:
«Приличествует, как даме,
Мне тоже задать вопрос:
Любил ли отчизну ками,
Людей валя под откос?»
Тут все загалдели сразу:
«Как смеете вопрошать?
Как мог он, служа экстазу,
Отчизну не обожать?»
Она ж ― голоском цикады,
Шелк правил перелистав:
«Вопрос этот ставить надо,
Об этом гласит устав…» ―
«О жалкая бюрократка! ―
Микадо сказал, рыча. ―
Ну что ж, отвечай нам кратко,
Свет неба, огонь меча!
Каких-нибудь полминуты,
И форма соблюдена:
Любил ли свою страну ты,
Любила ль тебя она?» ―
«Все тягости бренной жизни,
Все муки моих побед
Я вынес во вред отчизне,
Во вред ей, только во вред…» ―
«Ах, так! ― завопили предки. ―
Извергни тебя дракон!
Чужие ты ел объедки!
Из хра…»
……………………………
«… из курильни ― вон!»
О, есть ли что-нибудь гаже,
Чем этот скупой рассвет?
«Эй, сволочь, которой даже
На родине места нет!
Подрых ― и долой отсюда,
Проваливай, рыцарь, вон!»
Звенит на столах посуда,
С ключицы летит погон…
6-7 сентября (?) 1934