Двадцать восьмого мая
Вошла деревня Выра.
Как вестница немая,
В глаза куриным выводком
Безмолвствующих изб.
Синея, встали долы,
Ручей, пески дробивший,
Лесов сплошная тушь,
И в уши хлынул голос,
Когда-то говоривший:
«Вы ― Ра-ков? Что за чушь?»
В разбросе окон дробных,
Овинов, лип, людей,
В колодезных цепях,
В тишине загробной
Сушившихся бадей ―
Не чуялось худого,
А белый вечер белым был
Лишь по природе слова.
Тут, котелком мелькая,
Солдатский ожил улей,
Получше да поглубже
Избу отвоевать, ―
Пусть завтра ― хоть сраженье,
Зачем же грусть такая,
Мгновенная, как пуля, ―
«Самсоньевский, Купше,
Отдай распоряженье ―
Здесь будем ночевать».
Вошла деревня Выра.
Как вестница немая,
В глаза куриным выводком
Безмолвствующих изб.
Синея, встали долы,
Ручей, пески дробивший,
Лесов сплошная тушь,
И в уши хлынул голос,
Когда-то говоривший:
«Вы ― Ра-ков? Что за чушь?»
В разбросе окон дробных,
Овинов, лип, людей,
В колодезных цепях,
В тишине загробной
Сушившихся бадей ―
Не чуялось худого,
А белый вечер белым был
Лишь по природе слова.
Тут, котелком мелькая,
Солдатский ожил улей,
Получше да поглубже
Избу отвоевать, ―
Пусть завтра ― хоть сраженье,
Зачем же грусть такая,
Мгновенная, как пуля, ―
«Самсоньевский, Купше,
Отдай распоряженье ―
Здесь будем ночевать».