Глаза потемнели, лоб побелел,
Пол закачался глухо,
А за окном раздавленный мел
Сыпала ночь-старуха.
Шагнула поступью ледяной,
Измерила спину и плечи,
И он, захлебнувшийся тишиной,
Смотрел и не видел свечек.
Качнулся в груди теплый волчок,
Исполненный робкой фальши,
Как будто разрезал легкий смычок
Молчанье струны тончайшей.
Казалось, что в погребе во мгле,
Скрипка сама играет,
А рука, позабытая на столе,
Неслышно сползала к краю.
Пол закачался глухо,
А за окном раздавленный мел
Сыпала ночь-старуха.
Шагнула поступью ледяной,
Измерила спину и плечи,
И он, захлебнувшийся тишиной,
Смотрел и не видел свечек.
Качнулся в груди теплый волчок,
Исполненный робкой фальши,
Как будто разрезал легкий смычок
Молчанье струны тончайшей.
Казалось, что в погребе во мгле,
Скрипка сама играет,
А рука, позабытая на столе,
Неслышно сползала к краю.