Под изумрудно-белой вязью
Бесцельно бьющейся воды,
Она как гроб однообразья,
Таит незримые следы.
И глаз стеклянный перископа
Все ищет новые суда,
И этот глаз, как глаз Циклопа,
Не отдыхает никогда.
Ее предательское тело
То погружается во мрак,
Чтоб слить с теченьем свой умелый,
Крадущийся подводный шаг.
То отдыхает в пасти синей,
Лениво греясь на свету,
Держа в изгибе черных линий
Свою железную мету.
Когда обол луны, тускнея,
Спускаться книзу был готов,
Как труп утопленного змея,
Она скользила меж валов.
И в контур черный, в контур спящий
Она впивала мин массив,
И небо рвал красно-звенящий
Огонь и резкий громкий взрыв.
И в черно-водяной воронке
Он к небу яростно взметал
Обломки колосса, как тонкий
Легко ломаемый металл.
И, насладяся криком гула,
Лучами огненного сна,
Ее, смертельную акулу,
Опять глотала глубина.
Бесцельно бьющейся воды,
Она как гроб однообразья,
Таит незримые следы.
И глаз стеклянный перископа
Все ищет новые суда,
И этот глаз, как глаз Циклопа,
Не отдыхает никогда.
Ее предательское тело
То погружается во мрак,
Чтоб слить с теченьем свой умелый,
Крадущийся подводный шаг.
То отдыхает в пасти синей,
Лениво греясь на свету,
Держа в изгибе черных линий
Свою железную мету.
Когда обол луны, тускнея,
Спускаться книзу был готов,
Как труп утопленного змея,
Она скользила меж валов.
И в контур черный, в контур спящий
Она впивала мин массив,
И небо рвал красно-звенящий
Огонь и резкий громкий взрыв.
И в черно-водяной воронке
Он к небу яростно взметал
Обломки колосса, как тонкий
Легко ломаемый металл.
И, насладяся криком гула,
Лучами огненного сна,
Ее, смертельную акулу,
Опять глотала глубина.
