День августовский тихо таял
В вечерней золотой пыли.
Неслись звенящие трамваи,
И люди шли.
Рассеянно, как бы без цели,
Я тихим переулком шла,
И ― помнится ― тихонько пели
Колокола.
Воображая Вашу позу,
Я все решала по пути:
Не надо ― или надо ― розу
Вам принести.
И все приготовляла фразу,
Увы, забытую потом. ―
И вдруг ― совсем нежданно! ― сразу! ―
Тот самый дом.
Многоэтажный, с видом скуки…
Считаю окна, вот подъезд.
Невольным жестом ищут руки
На шее ― крест.
Считаю серые ступени,
Меня ведущие к огню.
Нет времени для размышлений.
Уже звоню.
Я помню точно рокот грома
И две руки свои, как лед.
Я называю Вас. ― Он дома,
Сейчас придет.
Пусть с юностью уносят годы
Все незабвенное с собой. ―
Я буду помнить все разводы
Цветных обой.
И бисеринки абажура,
И шум каких-то голосов,
И эти виды Порт-Артура,
И стук часов.
Миг, длительный по крайней мере ―
Как час. Но вот шаги вдали.
Скрип раскрывающейся двери ―
И Вы вошли.
И было сразу обаянье.
Склонился, королевски-прост. ―
И было страшное сиянье
Двух темных звезд.
И их, огромные, прищуря,
Вы не узнали, нежный лик,
Какая здесь играла буря ―
Еще за миг.
Я героически боролась.
― Мы с Вами даже ели суп! ―
Я помню заглушенный голос
И очерк губ.
И волосы, пушистей меха,
И ― самое родное в Вас! ―
Прелестные морщинки смеха
У длинных глаз.
Я помню ― Вы уже забыли ―
Вы ― там сидели, я ― вот тут.
Каких мне стоило усилий,
Каких минут ―
Сидеть, пуская кольца дыма,
И полный соблюдать покой…
Мне было прямо нестерпимо
Сидеть такой.
Вы эту помните беседу
Про климат и про букву ять.
Такому странному обеду
Уж не бывать.
В пол-оборота, в полумраке
Смеюсь, сама не ожидав:
“Глаза породистой собаки, ―
Прощайте, граф”.
Потерянно, совсем без цели,
Я темным переулком шла.
И, кажется, уже не пели ―
Колокола.
17 июня 1914