Книгу вечности на людских устах
Не вотще листав ―
У последней, последней из всех застав,
Где начало трав
И начало правды… На камень сев,
Птичьим стаям вслед…
Ту последнюю ― дальнюю ― дальше всех
Дальних ― дольше всех…
Далечайшую… / Говорит: приду!
И еще: в гробу!
Трудноды́шащую ― наших дел судью
И рабу ― трубу.
Что над городом утвержденных зверств,
Прокаженных детств,
В дымном олове ― как позорный шест
Поднята, как перст.
Голос шахт и подвалов, ―
Лбов на чахлом стебле! ―
Голос сирых и малых,
Злых ― и правых во зле:
Всех прокопченных, коих
Чёрт за корку купил!
Голос стоек и коек,
Рычагов и стропил.
Кому ― нету отбросов!
Сам ― последний ошмёт!
Голос всех безголосых
Под бичом твоим, ― Тот!
Погребов твоих щебет,
Где растут без луча.
Кому нету отребьев:
Сам ― с чужого плеча!
Шевельнуться не смеет.
Родился ― и лежи!
Голос маленьких швеек
В проливные дожди.
Черных прачешен кашель,
Вшивой ревности зуд.
Крик, что кровью окрашен:
Там, где любят и бьют…
Голос, бьющийся в прахе
Лбом ― о кротость Твою,
(Гордецов без рубахи
Голос ― свой узнаю!)
Еженощная ода
Красоте твоей, твердь!
Всех ― кто с черного хода
В жизнь, и шепотом в смерть
У последней, последней из всех застав,
Там, где каждый прав ―
Ибо все бесправны ― на камень встав,
В плеске первых трав…
И навстречу, с безвестной
Башни ― в каторжный вой:
Голос правды небесной
Против правды земной.
26 сентября 1922