Зерна огненного цвета
Брошу на ладонь,
Чтоб предстал он в бездне света
Красный как огонь.
Советским вельможей,
При полном Синоде…
― Здорово, Сережа!
― Здорово, Володя!
Умаялся? ― Малость.
― По общим? ― По личным.
― Стрелялось? ― Привычно.
― Горелось? ― Отлично.
― Так стало быть пожил?
― Пасс в нек’тором роде.
… Негоже, Сережа!
… Негоже, Володя!
А помнишь, как матом
Во весь свой эстрадный
Басище ― меня-то
Обкладывал? ― Ладно
Уж… ― Вот-то и шлюпка
Любовная лодка!
Ужель из-за юбки?
― Хужей из-за водки.
Опухшая рожа.
С тех пор и на взводе?
Негоже, Сережа.
― Негоже, Володя.
А впрочем ― не бритва ―
Сработано чисто.
Так стало быть бита
Картинка? ― Сочится.
― Приложь подорожник.
― Хорош и коллодий.
Приложим, Сережа?
― Приложим, Володя.
А что на Рассее ―
На матушке? ― То есть
Где? ― В Эсэсэсере
Что нового? ― Строят.
Родители ― ро́дят,
Вредители ― точут,
Издатели ― водят,
Писатели ― строчут.
Мост новый заложен,
Да смыт половодьем.
Все то же, Сережа!
― Все то же, Володя.
А певчая стая?
― Народ, знаешь, тертый!
Нам лавры сплетая,
У нас как у мертвых
Прут. Старую Росту
Да завтрашним лаком.
Да не обойдешься
С одним Пастернаком.
Хошь, руку приложим
На ихнем безводье?
Приложим, Сережа?
― Приложим, Володя!
Еще тебе кланяется…
― А что добрый
Наш Льсан Алексаныч?
― Вон ― ангелом! ― Федор
Кузьмич? ― На канале:
По красные щеки
Пошел. ― Гумилев Николай?
― На Востоке.
(В кровавой рогоже,
На полной подводе…)
― Все то же, Сережа.
― Все то же, Володя.
А коли все то же,
Володя, мил-друг мой ―
Вновь руки наложим,
Володя, хоть рук ― и ―
Нет. / ― Хотя и нету,
Сережа, мил-брат мой,
Под царство и это
Подложим гранату!
И на раствороженном
Нами Восходе ―
Заложим, Сережа!
― Заложим, Володя!