Я бросил в море ландышей фиалы,
Сказал: не то, не то, прошло все мимо,
Осеннюю лесную с мыса опаль
Кружит нагретый вихрь неутомимо,
И я не в силах спеть уж мадригалы.
Меня встречает с мыса стройный тополь,
Как будто в тоге. Вспомнил я Акрополь,
Гречанок лики с взором опаленным
И белый парус в отмели томленья.
Давно кукушек пенье
Не слушал под каштанами и кленом,
Семь лет прикосновенья
Священного не знал, носимый бурей,
С глазами, устремленными в Меркурий.
В челне из волн, луны и белых лилий
Плыла, как лотос Нила, онемелый
От ила, в локонах ласкающе-гульливых,
Она. Я молча подошел, несмело,
Сказал 6ез слов: люблю. ― И я, мой милый,
Но я боюсь весеннего разлива
Любви твоей, ― с ней буду ль я счастливой,
Когда опять сольешься ты с Вселенной,
Ища ее, разбрызганную пену,
Идя от плена к плену,
Туда, к потусторонней и надменной,
Толкающей к измене
Тебя, тебя, наш паладин любимый,
Сын солнца и луны, неопалимый. ―
Я ей сказал: взгляни на челн истомный:
Весь из нарциссов, анемон сплетений ―
Меня юнит он песней колыбельной,
А я, бессмертный, юный, опаленный,
Там в синеве изгнанья, час свой темный
Лишь вижу, одинокий; безвесельный,
Под звон волны, подводный и свирельный…
Зачем к тебе пришел я в утро мая,
Не знаю сам, разбрызганный волною,
Морскою и речною,
По ликам вашим… Тишь вверху немая…
Я от тебя не скрою,
Что здесь люблю я многих. Кто же, кто же
Из вас, скажи мне, ближе всех, дороже?.. ―
Я поняла, ― ответила мне нежно,
Ты никого не любишь там, на море,
Когда бываешь на челне жестоком
Оставлен одиноким,
Ты тонешь весь в моем палящем взоре,
И близком и далеком;
Не страшны мне придуманные лики,
Я остаюсь с тобой, мой огнеликий…
1917