Костер сооружен, и роковое
Готово вспыхнуть пламя; всё молчит, ―
Лишь слышен легкий треск, и в нижнем слое
Костра огонь предательски сквозит.
Дым побежал ― народ столпился гуще;
Вот все они ― весь этот темный мир:
Тут и гнетомый люд, и люд гнетущий,
Ложь и насилье, рыцарство и клир.
Тут вероломный кесарь, и князей
Имперских и духовных сонм верховный,
И сам он, римский иерарх, в своей
Непогрешимости греховной.
Тут и она ― та старица простая,
Не позабытая с тех пор,
Что принесла, крестясь и воздыхая,
Вязанку дров, как лепту, на костер.
И на костре, как жертва пред закланьем,
Вам праведник великий предстоит:
Уже обвеян огненным сияньем,
Он молится ― и голос не дрожит…
Народа чешского святой учитель,
Бестрепетный свидетель о Христе
И римской лжи суровый обличитель
В своей высокой простоте, ―
Не изменив ни богу, ни народу,
Боролся он ― и был необорим ―
За правду божью, за ее свободу,
За всё, за всё, что бредом назвал Рим.
Он духом в небе ― братскою ж любовью
Еще он здесь, еще в кругу своих,
И светел он, что собственною кровью
Христову кровь он отстоял для них.
О чешский край! О род единокровный!
Не отвергай наследья своего!
О, доверши же подвиг свой духовный
И братского единства торжество!
И, цепь порвав с юродствующим Римом,
Гнетущую тебя уж так давно,
На Гусовом костре неугасимом
Расплавь ее последнее звено.
15―17 марта 1870
Готово вспыхнуть пламя; всё молчит, ―
Лишь слышен легкий треск, и в нижнем слое
Костра огонь предательски сквозит.
Дым побежал ― народ столпился гуще;
Вот все они ― весь этот темный мир:
Тут и гнетомый люд, и люд гнетущий,
Ложь и насилье, рыцарство и клир.
Тут вероломный кесарь, и князей
Имперских и духовных сонм верховный,
И сам он, римский иерарх, в своей
Непогрешимости греховной.
Тут и она ― та старица простая,
Не позабытая с тех пор,
Что принесла, крестясь и воздыхая,
Вязанку дров, как лепту, на костер.
И на костре, как жертва пред закланьем,
Вам праведник великий предстоит:
Уже обвеян огненным сияньем,
Он молится ― и голос не дрожит…
Народа чешского святой учитель,
Бестрепетный свидетель о Христе
И римской лжи суровый обличитель
В своей высокой простоте, ―
Не изменив ни богу, ни народу,
Боролся он ― и был необорим ―
За правду божью, за ее свободу,
За всё, за всё, что бредом назвал Рим.
Он духом в небе ― братскою ж любовью
Еще он здесь, еще в кругу своих,
И светел он, что собственною кровью
Христову кровь он отстоял для них.
О чешский край! О род единокровный!
Не отвергай наследья своего!
О, доверши же подвиг свой духовный
И братского единства торжество!
И, цепь порвав с юродствующим Римом,
Гнетущую тебя уж так давно,
На Гусовом костре неугасимом
Расплавь ее последнее звено.
15―17 марта 1870
