ОН ЕДЕТ ПО ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГЕ
Он смотрит в окно/ в тревоге
еще непонятной,/ и мимо
щиты у железной дороги
к глубокой заре/ уносимы.
Не ради пустой длинноты
вошедшего в моду стиля
он едет/ сжигать дредноуты,
которые всем опостыли:
ведь с ним говорили греки,
и классов не понял толком
хозяин библиотеки,
в которой/ одна полка;
на гулкой латыни ученый,
оглохший/ от меди этой, ―
он видел на саблях ЧОН’а
закат университетов;
он думал―/ убогий странник,
идущий по темным селеньям,
купит своим страданьем
работающее отопленье;
а после/ вошел он в касту,
которая/ как-то сразу
его сослуживцев очкастых
приучивала/ к джазу.
И восторгалась «фиатом»,
которая при этом
сердцем пролетариата
считала магнето.
Казалось,/ что новый мир свой
понять/ и увидеть он хочет…
А интеры в кистях тырсы
осыпаны/ сыростью/ ночи.
И каждая капля/ в тревоге,
и южная ночь/ посинела
от факелов вдоль дороги
над танками/ земотдела.
Между 1930 и 1932