Так.
Я знаю тебя наизусть
по урокам годов пережитых.
Ты ― над глинищем ливень,
ты ― грусть.
кавалерии
в стоптанных житах.
Ты ― ревущий вокзал на ветрах,
ты ― горластый горнист,
и едва ли
ты не встала с ночного одра
сумасшедшим в крестах
и медалях.
Ты ― столбняк,
ты ― сыпняк,
ты – ровчак,
куда раненые заползают.
Я хочу удержать
за рычаг,
и где твой вестингауз―
я знаю.
Мне известно,
куда ты летишь,
злой экспресс,
и о чем ты хлопочешь.
Этот дождь торопливый,
и тишь,
и с убийствами
темные ночи.
От такой тишины по земле,
от такого
глухого безмолвия
даже в рукописях на столе
пробегают
короткие
молнии.
Только тронешь перо―
и курцшлюс.
Только вымолвишь слово―
и сразу
по Европе,
как воды
сквозь шлюз,
хлынут шлемы
за волнами газа.
― Я, товарищ начальник, знаком
с этой музыкой
бесноватой,
прикажите―
сумею стихом,
разрешите―
смогу и гранатой,
чтоб пробиться в иные века,
чтобы с будущим перекликаться.
_____
Эти строки писал я,
пока
легкий дождь
шевелил акации.
1927
Я знаю тебя наизусть
по урокам годов пережитых.
Ты ― над глинищем ливень,
ты ― грусть.
кавалерии
в стоптанных житах.
Ты ― ревущий вокзал на ветрах,
ты ― горластый горнист,
и едва ли
ты не встала с ночного одра
сумасшедшим в крестах
и медалях.
Ты ― столбняк,
ты ― сыпняк,
ты – ровчак,
куда раненые заползают.
Я хочу удержать
за рычаг,
и где твой вестингауз―
я знаю.
Мне известно,
куда ты летишь,
злой экспресс,
и о чем ты хлопочешь.
Этот дождь торопливый,
и тишь,
и с убийствами
темные ночи.
От такой тишины по земле,
от такого
глухого безмолвия
даже в рукописях на столе
пробегают
короткие
молнии.
Только тронешь перо―
и курцшлюс.
Только вымолвишь слово―
и сразу
по Европе,
как воды
сквозь шлюз,
хлынут шлемы
за волнами газа.
― Я, товарищ начальник, знаком
с этой музыкой
бесноватой,
прикажите―
сумею стихом,
разрешите―
смогу и гранатой,
чтоб пробиться в иные века,
чтобы с будущим перекликаться.
_____
Эти строки писал я,
пока
легкий дождь
шевелил акации.
1927