Конь пропадает!
Что ж это ― конь пропадает. Родные!»
Растопырил руки хозяин, сутул.
А у коня глаза темные, ледяные.
Жалуется. Голову повернул.
В самые брови хозяину/ Теплом дышит,
Теплым ветром затрагивает волоса:
«Принеси на вилах сена с крыши».
Губы протянул:/ «Дай мне овса».
«Да откуда ж?! Милый! Сердце мужичье!
Заместо стойла/ Зубами сгрызи меня…»
По свежим полям,/ По луговинам/ По-птичьи
Гриву свою рыжую/ Уносил в зеленя!
Петухами, бабами в травах смятых
Пестрая станица зашумела со сна,
О цветах, о звонких пегих жеребятах
Где-то далеко-о затосковала весна.
Далеко весна, далеко, ―
Не доехать станичным телегам.
Пело струнное кобылье молоко,
Пахло полынью и сладким снегом.
А потом в татарской узде,
Вздыбившись под объездчиком сытым,
Захлебнувшись/ В голубой небесной воде,
Небо зачерпывал копытом.
От копыт приплясывал дом,
Окна у него сияли счастливей,
Пролетали свадебным/ Веселым дождем
Бубенцы над лентами в гриве!..
… Замело станицу снегом – белым-бело.
Спелой бы соломки – жисти дороже!
И ворон откуда-то нанесло,
Неприветливых да непригожих.
Голосят глаза коньи:/ «Хозяин, ги-ибель,
Пропадаю, Алексеич!» / А хозяин его
По-цыгански, с оглядкой,/ На улку вывел
И по-ворованному/ Зашептал в глаза:/ «Ничего…
Ничего, обойдется, рыжий.
Ишь, каки снега, дорога-то, а!»
Опускалась у хозяина ниже и ниже
И на морозе седела голова.
«Ничего, обойдется… / Сено-от близко…»
Оба, однако, из этих мест.
А топор нашаривал/ В поленьях, чисто
Как середь ночи ищут крест.
Да по прекрасным глазам,/ По карим,
С размаху ― тем топором…
И когда по целованной/ Белой звезде ударил,
Встал на колени конь/ И не поднимался потом.
Пошли по снегу розы крупные, мятые,
Напитался ими снег докрасна.
А где-то далеко заржали жеребята,
Обрадовалась, заулыбалась весна.
А хозяин с головою белой
Светлел глазами, светлел,
И небо над ним тоже светлело,
А бубенец зазвякал/ Да заледенел…
1932?